Алина Талалаева - Ямма №5 (11)

Перепуганному Долговязому заламывают руки, уводят прочь. Гаврилов же хранит гробовое молчание, пока мы читаем розданные листовки. Записано всё бугристым и малопонятным почерком, и на ум лезут мысли о том, что Гаврилов явно ошибся с профессией – ему бы врачом идти, ведь у этих, как известно, самые непонятные почерка. Поставив в указанных местах подпись, я, таки не сдержавшись, спрашиваю:

– Значит, тот парень, ну-у… – киваю на дверь камеры, – неглавный дилер?

Гаврилов пристально глядит на меня – так, что я даже начинаю слегка нервничать, – после качает головой:

– Какой, к чёрту, из него дилер?! Обычный бегунок, шестёрка. Таких по району, как грязи.

– А дилер – это тот, кого зовут Барыгой?

Гаврилов вновь глядит на меня.

– Вроде как. Мы этого уёбка который год сцапать пытаемся. И всё мимо. Уж больно он, сука, изворотливый. А вместе с тем, насколько знаю, ни одно здешнее преступление без него не обходится. Так или иначе, но хмырь этот всюду замешан… – На этом он резко замолкает – видимо, понял, что сболтнул лишнего, – и на его лице ни с того ни с сего проступают глубокие морщины, в серых глазах густятся тени многолетней усталости. – Ладно, граждане понятые, благодарю за содействие. Можете идти.

«Какая, всё ж, неблагодарная работа, – размышляю я, покидая здание районного отдела ФСКН. – И как только люди соглашаются на подобное? Условия никакие, денег наверняка платят копейки. И при этом каждый день смотри на отбросы общества. Ну уж нет! Это какой-то мазохизм уже! Можно ведь и получше работёнку подыскать, благо Москва город больших денег и хороших возможностей… Именно – больших денег и хороших возможностей…». Так невольно я возвращаюсь к собственным проблемам – к тому грёбаному проигрышу, что перевернул всё вверх дном. Сраные две пары, флеш-дро и мерзостная ухмылка на лице Гаджи, когда он выставлял мне олл-ин. Ставки были высоки – и это понятно, иначе бы попросту не пустили в тот закрытый покерный клуб. Но я личность азартная, да и хорошая комбинация в игре один на один – тот ещё успех. Предвидеть, что у него сет восьмёрок было несложно – куда сложней сбросить две топ-пары и вероятный флеш. Аутов там жопой жуй! Вот и доигрался. На ривере флеш не закрылся, и я вдруг оказался должен крупную сумму человеку, которому лучше не быть ничего должным.

Поначалу я, конечно, попробовал вывести деньги из фирмы, где работаю. Но директор быстро смекнул, что к чему. С трудом удалось избежать скандала. Потом несколько раз звонил папаше, выдумывал всевозможную слезливую чушь, намекая, что неплохо бы мне съездить на отдых, подлечить расшатанные нервишки. Но этот мудак и слышать ничего не желает! Как вариант было продать машину – идея, которую я с ходу отмёл. Не для того я приобрёл такую модель, чтобы просрать её в картишки. В общем, так и оказался там, где оказался.

«Сделаешь для меня кое-что», – сказал Гаджи, – «прощу часть долга». Поручение совсем плёвое – просто-напросто доставить в целости и сохранности один свёрток в не самый благополучный район, передать на руки конкретному человеку, и – всё, свободен!

Именно поэтому в одном из загаженных дворов я ныряю в стылую подъездную темноту, поднимаюсь на пятый этаж и стучусь в дверь, из-за которой раскатистыми басами грохочет музыка. Со скрежетом щёлкает замок, и в пыльном сумраке возникает прыщавая серого цвета физиономия; воспалённые полубезумные глазки буквально впиваются в меня.

– Чё надо?

– Как понимаю, ты Костыль. Я от Гаджи.

Физиономия расплывается в глумливой беззубой улыбке.

– А-а, тебя-то мы и ждали. Заскакивай.

Шагнув в затхлую прихожую, морщусь от невероятной вони, по сравнению с которой подъездная вонь кажется сущей ерундой.

– Стой здесь, – бросает Костыль и уходит в комнату.

Через минуту оттуда появляется жирный лоснящийся мужик в замусоленном трико. Включив свет, он окидывает меня оценивающим взглядом, кивает собственным мыслям. Обернувшись, велит Костылю убавить музыку, вновь смотрит на меня.

– От Гаджи, верно?

– Ага.

– Доставай, что принёс.

Я расстёгиваю молнию на сумке и с самого дна выуживаю запрятанный там увесистый свёрток.

– Отлично, – произносит мужик, после чего кричит в комнату: – Э, Костян! Пиздуй сюда, товар проверить надо.

Пока Костыль возится со свёртком, мужик изучает меня пристальным взглядом.

– Знаешь, что в свёртке?

– Догадываюсь.

– Понятно. А что насчёт следующего?

Я пожимаю плечами.

– Про следующий мне ничего не известно.

Тот лишь усмехается.

– Значит, скоро сообщат.

– В смысле?

– А в том, друг мой, что мы теперь с тобой частенько видеться будем. Так что адрес, надеюсь, запомнил?

Его слова мне совсем не нравятся.

– Постой, – говорю я, – изначально речь шла лишь об одной… ну… услуге. На большее я не подписывался.

– Это пока, – сообщает мужик. – Ты ведь Гаджи денег торчишь, верно? А Гаджи – мой хороший приятель, у нас с ним общие дела. Так что теперь и с тобой у нас тоже общие дела.

– Не, ребят, меня такое не устраивает.

Мужик осуждающе качает головой, косится на подошедшего Костыля.

– А тебя, дружочек, никто и не спрашивает. Ты уже встрял по полной, так что лучше не ерепенься.

– Погодите…

Костыль делает шаг в мою сторону, рявкает:

– Ебальник прикрыл, да! Ща старший говорит, а ты, хуепутало, слушаешь.

Он несильно хлопает меня по щеке, я же старательно пытаюсь сообразить, как мне удрать из этого проклятого места.

– О-па! – вскрикивает Костыль, хватая меня за руку. – Глянь-ка, какие зачётные котлы! Небось бабок стоят, да?

– Нет… обычные…

– Да ну на хуй! – фыркает Костыль. – Мажоры вроде тебя обычных не носят.

Я пытаюсь высвободиться из его хватки, на что Костыль сильнее дёргает меня за руку, щупает грязными пальцами часы.

– Это моё, – говорю я, слыша предательскую дрожь в голосе.

– Было ваше, стало наше, – хохочет Костыль, забирая часы.

В панике я пытаюсь сообразить, как поступить дальше. Костыль с меня ростом, тощий, сутулый, к тому же ещё и пьяный. Больше чем уверен, что в тренажёре он ни разу не был. Я же, напротив, трижды в неделю занимаюсь с личным тренером. Плюс бассейн. Если ввязаться в драку, то у меня хорошие шансы уложить Костыля, но… Что-то меня останавливает. Я гляжу на этого отморозка и понимаю, что он далеко не так прост, как кажется. А вдруг нож выхватит? Или ещё что-нибудь в том же духе? В голове же и вовсе витают крайне неприятные ассоциации: если я – эталонная выставочная порода, то Костыль – классическая бойцовская дворняга с нехилым опытом. Мне стыдно от таких сравнений, и страшно. И всё, на что я в итоге способен, так это лишь жалобно попросить:

– Отдай. Мне их… покойный отец подарил… Это память о нём!