Алиса Тишинова - Букет из мать-и-мачехи, или Сказка для взрослых. #Мистический роман

– В медпункт. Я – новая воспитательница.

– А почему я вас раньше не видел? Как вас зовут?

– Виктория Юрьевна, – улыбнулась она, проходя мимо.

– А я Ибрагим, охранник и ночной воспитатель.

Она еще раз рассеянно улыбнулась, и прошла по коридору вниз и влево, к медпункту.

Низенькая, пожилая медсестра делала перевязку рыжему веснушчатому парнишке, попутно объясняя ласковым голосом, что нужно быть осторожным с острыми инструментами. Выслушав Викторию, она прервала свое занятие, и начала рыться в папках в шкафу. Пацаненок поднял круглые глаза на Викторию, и начал увлеченно говорить ей, как он якобы чуть не отрубил себе все конечности огромным топором в столярной мастерской, – явно получая удовольствие от своего рассказа, и чувствуя себя раненым героем. Виктория улыбнулась ему, а сама задумалась: «Хотелось ли бы мне снова заниматься медициной? Осматривать поврежденные конечности и прочие части тела?», – и не смогла ответить. Взяла, поблагодарив, выписку. Вернулась в класс.

Была перемена: Арсен играл с Асей в ладушки, затем кидал ей мячик… Ася радостно подхватывала игру. Виктория смеялась, глядя на них; иначе просто расплакалась бы от нежности и благодарности. До сих пор никто из детей не подходил к Асе первым, чтобы поиграть. Подходили к Виктории – с дурацкими вопросами: «Почему она молчит? Разговаривать не умеет? А почему…». Викторию это злило. Арсен же, сам того не ведая, делал то, что нужно: ничего не спрашивал, брал Асю за руку, тащил в игру, смеялся, говорил что-то, и сам отвечал. Он просто играл с ней, а не глядел изумленно, как на непонятное насекомое, если Ася вела себя не так, как принято: неразборчиво говорила что-то свое, непонятное другим детям (фразы из мультфильмов); пела, визжала. Он же принимал всех такими, как есть. За одно это, – казалось Виктории, – можно было подарить ему половину сердца… Несмотря на его назойливые вопросы, рассказы, слова в которых ей зачастую были непонятны. Ей было стыдно за себя, что она не понимает его, поэтому хотелось побыстрее отойти.

Появился плотник, и занял часть урока регулировкой стульев – дети в классе были разного возраста и роста. Арсен завороженно глядел на инструменты в чемодане, и потихоньку подходил все ближе к работнику.

– Можно?

Обладающий практическим умом мужик, без всяких педагогических и психологических специализаций, спокойно ответил:

– Помочь хочешь? Ну, давай. Вот бери эту гайку, видишь, ее надо переместить ниже… вот сюда… вот тебе гаечный ключ, крути…

«Каждому бы сыну – такого отца, и каждому отцу – такого сына», – думалось Виктории. – «Андрею тоже не хватает сына, которого он мог бы обучать таким вещам…»

Удивительно, как быстро спорилось дело в ловких руках Арсена, – еще тонких, мальчишеских, но уже с мужскими, длинными пальцами. «У Андрея та же форма рук», – отметила Виктория, – это «технические», умелые руки, но одновременно осторожные и ласковые… Однажды она видела, с какой нежностью Арсен гладил забредшего в интернат котенка…

Однажды во время чаепития в маленькой учительской Виктория спросила Викторию-первую:

– Почему вы не отдаете Арсена на занятия в столярную мастерскую? Вместо обычных уроков труда. Ведь ему скучно лишь снеговиков да солнышки вырезывать… Он мог бы уже начать овладевать профессией, ты же видела, как он тянется к этому?

Та чуть не поперхнулась горячим чаем:

– Да ты что?! Чтоб он себе руки-ноги отпилил?! Он же умственно отсталый! Кто за это будет отвечать?! И мал еще. Да и вообще – какая-такая профессия? Профессиям здесь обучают только тех, у кого задержка, а у него отсталость. И афазия.

Теперь уже возмущалась вторая Виктория:

– Да какая у него отсталость? Он же все понимает, все абсолютно! Делает все аккуратно, в технике разбирается. Ну, говорит плохо, и отстает по академической программе. Но он же не олигофрен? Афазия, плюс задержка развития, вызванная ею же!

– Ну… считается – олигофрен. Да не знаю я подробностей, не изучала его медкарту; я не медик. Но… да, речь нарушилась после травмы головы, после трехлетнего возраста. Что за травма была, я не интересовалась… Что там у него на МРТ – тоже не узнавала. – («Надо бы разузнать», – подумала Виктория вторая). – И это не мое дело. Да – понимает все, но нормально говорить не может; и с памятью у него проблемы, усваивает материал плохо; и читает, и считает он гораздо хуже, чем положено в его возрасте в норме. Он может забыть номера телефонов, даты, названия! Я не знаю, что у него там в мозге, но, говорят, это будет прогрессировать…

– Так это и я могу – забыть номера телефонов и даты! Только меня – слава богу – никто проверять не будет. Потому что я взрослая, закончила школу и университет. Никому в голову не придет проверять нас на вменяемость, спрашивая дату Бородинской битвы, или требуя вычислить интеграл! – вспылила Виктория. – А спроси меня сейчас, могу и близко не вспомнить!

– Что меня даже не удивляет, – съехидничала Виктория первая. – Поражаюсь я твоей наивности, может, ты и впрямь… тоже? ну, извини… Но ты меня потрясаешь. Они же все дебилы! В лучшем случае… И Катька, и Кристина, и Витя; не говоря уж об Олеге, Паше и твоем Арсене…

«Хорошо, что про Асю не сказала», – подумала Виктория, пытаясь дышать ровнее, – «не то бы остатки чая полетели ей в довольное розовое лицо… Пусть даже и правда… но как она может?!»

Виктория сделала глубокий вдох, и, как можно равнодушнее объяснила:

– Когда у взрослого нормального человека случается инсульт, с ним происходит то же самое, разница лишь в локализации и объеме поражения. Его лечат, реабилитируют, обучают заново, считают больным, – но никто не называет его дебилом, и заведомо недееспособным.

– Тем не менее… – пожала плечами учительница. Сбить спесь с нее было невозможно. – Это распределение происходит из-за системы обучения. Надо же определить, где и по какой программе ребенок будет обучаться. Если в настоящий момент, он способен успешно освоить лишь программу для олигофренов, – то считается олигофреном. И неважно, что было причиной его состояния.

– Все равно… Это дико – называть одним, и тем же словом абсолютно разных по уровню детей. А Арсен… Ты же сама знаешь, насколько ему можно все доверить; сама пользуешься его помощью! У него все получается с техникой, он ответственный… Он может работать, получать деньги, нормально жить…

– Да никому не нужны такие работники, что ты говоришь, Вика! Будь у него хоть сто раз золотые руки! У него стоит диагноз! Тут нормальным часто работы не найти, а кому нужно брать на себя ответственность? Ведь случись что – в любом случае обвинят того, кто взял на работу человека с диагнозом! Никому они не нужны… Разве что при самом интернате кого-то оставят – уборщиками, не более того… А профессии могут получить только нормальные: сироты или с задержкой.