Алиса Тишинова - Букет из мать-и-мачехи, или Сказка для взрослых. #Мистический роман

– Плохо тебе?

И он вышел из своего тумана, впервые за эту неделю поглядел осмысленным взглядом, произнес:

– А моя мама не приехала…

– А должна была? – тихо спросила она.

– Нет, – покачал он головой, стыдясь собственной глупости. Ее рука легонько коснулась плеча, и стало можно дышать… Или ему только показалось это, потому что очень хотелось?

– Пока, – скорее почувствовал, чем услышал он.

Зашнуровал, наконец, ботинки; встал и пошел в столовую, а затем в свою (не свою!) комнату, где он будет целых три вечера вдвоем с молчаливым Олегом. Ну и ладно. Можно жить, можно дышать. Ничего не случилось, все нормально. И комната вовсе не уродливая, хоть и прохладная, и учиться надо, все учатся. У кого-то вообще нет семьи. У него есть. А еще… есть Виктория. Она еще здесь. Еще неделю так точно. Может, больше. Можно жить, – сейчас. А что потом… об этом он пока не думал.

Собрав волю в кулак, он вглядывался в цифры и буквы на памятнике. Но, кроме зашкаливающих эмоций, – ничего другого они не вызывали, не наводили на какие-либо разумные мысли. Кроме одной. Здесь могила, – где-то рядом и разгадка, – должна быть. Если он походит по ближайшему городу или селу; пообщается с кем-то, – может быть… Но для этого нужно тело.

– Астарий!

Старик приоткрыл глаза:

– Вижу, – пришел в себя? Как ощущения?

– А какими они могут быть? – мальчишеский испуг прошел, и сейчас он заговорил с цинизмом взрослого мужчины. – Несколько необычно, конечно, – топтать землю над собственными костями, но, дальше-то что? Да, ты показал мне годы жизни; но, извини, – этого мало, чтобы что-то понять… Дай мне тело, Астарий! На время! Походить – побродить здесь. Пообщаться…

– Дам, – на удивление спокойно отозвался старик. Но позже. Ты забыл, что не я у тебя на службе, образно выражаясь, а ты – у меня? Сначала выполнишь несколько заданий, поносишь чужие тела и души, а уже после возьмешь маленький отпуск.

– Давай прямо сейчас. Развеюсь хоть.

– Прямо отсюда? Ну что ж… Лети, птица подневольная… Просвещайся. Наслаждайся. Возвращайся. – Астарий взмахнул рукой, – и вновь возникла знакомая радужная дорога, и опять его понесло по радужному пути к сверкающим огням какого-то крупного города…

…

– Нет, это не мое! – стонал он, когда Астарий обмахивал его влажным полотенцем все в той же церквушке. Чисто психологический эффект, конечно.

– Зачем же ты, глупыш, вернулся в период ломки-то? Такого я даже от тебя не ожидал. Что за мазохизм?!

– Ничего, справлюсь. Я же все-таки дух, – слабо улыбнулся он голосом. – А иначе – разве вырвешься? Как можно? Это, правда, затягивает… Только к моменту начала ломки что-то и соображаешь, тогда и сумел уйти… Понял я все, дед, понял! Не надо мне такого счастья…

– Правильно говоришь, все так. Но попробовать было нужно, чтоб знать. Я прямо горжусь тобой, серьезно. Сильно тебя взяло. Другой кто, послабей характером, мог бы и не вернуться.

– Я помню, что хочу узнать свою тайну, – шепнул он.

…

Где-то в городе Н. известный рок-исполнитель впервые в жизни проснулся с каким-то странным ощущением, и чужой, незнакомой мыслью: «А дальше что? Концерты, концерты, деньги, слава, экстаз; затем выпивка, „отходняк“; затем, – снова, снова… это моя жизнь? Что будет, если… прекратить все это? Жениться, жить спокойно и размеренно, общаться с родными, воспитывать детей? в деревню уехать, на свежий воздух…» Усмехнулся: «Чего это я? Старею? Кризис среднего возраста?» Весь день он находился в подавленно-задумчивом настроении; к вечеру морок отпустил; полегчало, и всё благополучно забылось…

А где-то в подвале города Н. шестнадцатилетний Ромка жадно хватал воздух ртом. Ему было плохо, ужасно плохо. Дозы не было. И никого не было рядом. Встать он не мог; «оно» приближалось. Его охватила паника. Боль нарастала. Он забился, закричал; крик перешел в вой. Сознание не отпускало милосердно… Затем рядом появились люди в синей форме, что-то делали с его телом; он не понимал, – что. Затем они несли его на носилках; и он отключился… Очнулся он в палате с тремя койками и зелеными облупленными стенами. На соседних койках лежали еще двое подростков; они спали. Было… не больно… и легко дышать. Внезапно возникло чувство какой-то легкости; ощущение, что кошмар закончен, притом навсегда. Само собой в душе появилось решение, что теперь он сможет бросить это, и никогда больше не ввяжется… Это было не то испуганное обещание, которое он давал себе уже несколько раз, тоскливо понимая, что не сможет его выполнить; а твердое и ясное убеждение. На душе впервые за несколько лет стало светло и легко…

…

– Давай, родимый… слетай, поиграй немного в картишки, – проскрипел старик. – Не такое, конечно уж, шибко интересное дело, я бы сказал, но, – дело вкуса, конечно… Знать ты это должен.

Дух полетел по привычной уже радуге в казино «Торнадо» города Н. Вернулся через день. Усталый, измотанный.

– Ну как? Понравилось? – вопрошал Астарий.

– Нет. Затягивает, конечно… их. Меня не впечатлило. Энергетика грубая, плоская; никакого сравнения со сценой. Действует, только пока играешь…

– А что тогда долго так?

– Вникнуть надо было. Прочувствовать. Разобрался не сразу.

– Ты еще не понял, что значат деньги…

– Сейчас мне трудно это понять, – усмехнулся он. – Есть мне не нужно и не хочется; одежда не нужна; путешествовать и так могу везде, без всякой визы.

– Растешь, мальчик. Мудреешь. И впрямь – для всего этого нужно бренное тело… Ладно. Дальше будет то, что не связано с деньгами. Понравится.

– Любовь?

– Любовь. Порочная, конечно, – другой тебе не положено, кхе-кхе…

Виктория уезжала. Они с Асей должны были уехать, – это было решено раньше, чем они появились в интернате. Так изначально было задумано. Но от этого не становилось менее больно. Хоть об этом и говорилось не раз, но все как-то не верилось до конца; и Арсену это было как обухом по голове. Он то ходил за ней следом, как привязанный; то, назло ей и себе, – убегал на всех переменах куда-нибудь подальше, чтобы не видеть ее… Виктория-первая постоянно расковыривала раны, громко сожалея и сокрушаясь, как же без них будет скучно. Любимая Виктория нервничала; в глазах у нее постоянно блестели слезы.

– Я буду приезжать! – сказала она одну из тех вещей, которые люди часто говорят, но практически никогда не исполняют; не по злобе своей, и даже не по забывчивости, а по вечной суетной занятости.

– Ко мне, – шепотом, почти непроизвольно добавил Арсен.

– К тебе! – захихикала Виктория первая. Она-то знала, что подобные обещания никогда не исполняются. По крайней мере, – такими, как она.