Виталий Штольман - Красные кирпичи

Однажды Митька Царев решил снова покуситься на святая святых Мухиного класса. Он прожевал целый тетрадный лист и мастерски отправил снаряд в картину. Но это был не быстролетящий мелкий калибр, выпущенный из трубки, который можно было вполне не заметить. Это была самая настоящая бомба. Бомба медленного реагирования. Дальше все происходило, как в замедленной съемке.

Снаряд был выпущен. Муха заметила его. Мы заметили, что Муха заметила его. Его траектория четко направлялась в картину. Муха резко перестала говорить. Тишина. Мощный шлепок жеваной бумаги попадает прямо в лоб рисованной Вере Тирановне. Расплющивается, закрывая полглаза, и медленно стекает по картине вниз. На Мухе буквально на было лица. Она пулей вылетает из класса.

– Митяй, ты че, кукухой поехал? – начал Данила. – Сейчас наша Тирановна придет и всыплет нам по первое число.

– Ой, да ладно, что ль, не первый раз, – парировал Митька.

– Дима, ну так же нельзя, она же обиделась, – подключилась Катька.

– Я после уроков сидеть не буду, – сказал кто-то с первых парт.

– А вам, задроты, кто вообще право голоса давал, сидите и книжки читайте, – осадил отличников Митяй.

Я молча наблюдал за ситуацией. Муха мне не нравилась, но классная не нравилась еще больше. А я уверен, что она уже полубеговой походкой несется в нашу сторону. Уничтожать. Казнить. И карать. За преступление века. Преступление против семьи. Ее семьи.

– Ты должен признаться и понести наказание, – снова сказала Катька.

Меня тошнило от ее правильности.

– Катюха, да пошла ты, поняла? А если настучишь, то я тебе все космы повыдергиваю, – резко ответил ей Царь.

Катюха замолчала. Митяй начал рисовать что-то на парте. Он явно понимал, что перегнул палку, и немного нервничал.

В класс забежала Ольга Тирановна. Мухи с ней не было. Глаза ее были налиты кровью. В классе снова воцарилась тишина. Митькин шлепок уже съехал с картины, упал на доску и затем на пол.

– Кто это сделал? – сурово сказала Тирановна.

Тишина.

– Я 30 лет работаю в школе, и вы – самый худший класс, который мне доставался.

– Погоди, это мы еще свой потенциал в полной мере не раскрыли, – подумал я и чуть не заржал, что было бы смертельно опасно в этой накаленной до предела обстановке.

Мы больше восприняли это как похвалу, но перечить по-прежнему ей боялись.

– После уроков все у меня в классе.

Тишина.

– Всем понятно?

– Да, Ольга Тирановна, – разнотонно промямлил наш класс.

После уроков экзекуция продолжилась, однако Тирановна не церемонилась, а сказала, что мы не уйдем из класса, пока не сознается тот, кто это сделал, и ушла, дав время посовещаться.

Тут активизировался Бен Аффлек – лучший из лучших, круглый отличник, любимчик учителей и образец для подражания. На самом деле его звали Серега Умнов, но так его никто никогда не называл.

– Почему я из-за кого-то должен тут страдать?

– Я тоже с ним согласна, – поддержала его Катюха.

– Не обломаетесь, если посидите тут часок-другой, чего вам дома делать? – сказал я. – Все равно до ночи нас держать не будут. Ща поговнится и отпустит.

– Мне надо делать уроки.

– Бен, завали-ка, а! – крикнул ему с последней парты Митяй.

– Это нечестно, ты накосячил, а я страдай.

– Его ж родителей в школу вызовут и накажут, а так всем нам ничего не сделают, – сказала Женька.

– Мне еще надо к репетитору, – все не успокаивался Бен. – Я уже опаздываю.

– Так, Бен, че ты разорался, спать мне мешаешь, – проснулся Никитос. – Я тебя после школы градусником в сугроб воткну, если не завалишь, а пацаны мне помогут. Поможете ж?

– Ага, – подтвердили свою причастность Данила, Царь и я.

В класс зашла Ольга Тирановна.

– Ну что?

Тишина.

– Ну сидите, сидите! – она снова направилась к выходу.

– Ольга Тирановна, Ольга Тирановна, – вскочил Бен.

– Я его прибью! – прошипел Митяй.

– Что, Сереженька?

Бена все учителя называли Сереженькой. Бесило. Очень. Да так, что блевать хотелось. Сереженька – солнце ты наше ясное, гордость школы и мамы с папой.

– Ольга Тирановна, это сделал Царев, мы не должны страдать из-за него, – гордо сказал Бен.

Митяй прижался в парте, спрятавшись за впереди сидящими, но было уже поздно.

– Царев, завтра к директору с родителями, ты меня уже достал, – и победоносно вышла из класса.

За ней пулей вылетел Бен. Видимо, очень спешил к репетитору. У нас были другие планы на предателя. Мы ломанули за ним и поймали его на выходе из общей раздевалки на первом этаже. Я, Царь, Никитос и Данила – четыре всадника апокалипсиса. Апокалипсиса имени Бена Аффлека. Прям за школой-то мы его и воткнули башкой в сугроб, а затем Никитос закинул его портфель метров на 50 в сугробы. А там было по пояс, не меньше. Минут 20 еще мы развлекались, наблюдая, как Бен героически бороздит снежные просторы. После того, как он вылез, Царь втащил ему прямо в нос, из которого фонтаном брызнула кровища.

– Смерть предателю, – сказал Царь.

– Смерть предателю, – повторили за ним мы.

Затем пришлось умывать Бена снегом, а то он собирался идти в школу отмываться. Тогда бы Митяя точно отчислили.

Сереженька понял урок и больше не стучал. По крайней мере, в открытую.

Через неделю Данила нарисовал мелом крест на стуле исторички. Та всегда ходила в черных юбках-карандашах в пол. Однако теперь ее украшал еще и белый крест на заднице. Смеху-то было, когда она наворачивала круги, читая лекцию. Когда и этот план был раскрыт, снова прибежала Тирановна, снова после уроков мы остались в классе, но теперь все молчали. Даже Бен, хоть Тирановна и спрашивала его. Спустя два часа морального давления пребыванием в классе Тирановна отпустила нас по домам.

– Не такая уж и железная эта Маргарет Тэтчер, – выходя из класса, сказал Данила.

– Нас голыми руками просто так не возьмешь, мы еще ей покажем, кто тут главный.

На зимних каникулах делать особо было нечего. Я не особо любил холод, поэтому часто сидел дома или в Данилином подъезде.

Однажды батя решил пойти погулять со мной, чему я несказанно удивился. Последний раз он гулял со мной лет пять-шесть назад.

– Так, юный поджигатель, пора тебе становиться и пожарником.

Я вопросительно посмотрел на него.

– Ты видел когда-нибудь пожарный танк?

– Не-а.

– А хочешь?

– Ага.

Я чуял, что где-то подвох, но мы действительно пришли в пожарку. Это был самый настоящий восторг. Внутри пожарки стояли самые настоящие пожарные машины, которые были открыты и в них можно было залезть. Батя разрешил мне лазить где угодно, а сам куда-то пошел. Мне в принципе-то было не интересно, ведь я был полностью погружен в атмосферу пожарки.

Естественно, я залез на водительское сиденье, взялся руками за руль и начал фантазировать, будто я мчу на пожар, чтобы спасать людей от огня. Наигравшись вдоволь, я вылез и решил примерить каску пожарного и куртку. Было великовато, и шлем постоянно падал на глаза. Затем я пошинковал на куски невидимого противника пожарным топором и двинулся в соседнее помещение.