Виталий Штольман - Рассказы без хэппи-энда

Корректор Валентина Корионова

Иллюстратор Kovaris

© Виталий Штольман, 2022

© Kovaris, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-0056-8431-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Он сидел под тусклым светом ночной лампы и что-то писал в своем блокноте. Жалюзи в его комнате были закрыты и почти не пропускали дневной свет. Рядом стояла початая бутылка дешевого коньяка и железная кружка. К нему пришла муза, воодушевившая на новый рассказ, но пришла и жена, нарушившая творческую идиллию.

– Ты что, охренел, скотина?! Время – обед, а ты уже хлещешь.

– Отстань, Жень, ко мне муза пришла.

– Хуюза.

Она резким движением выхватила бутылку и вылила ее в раковину. Далее очередь пошла за стаканом.

– Это преступление против человечества. Что ты творишь, женщина? Не видишь, я творю. Надо ценить эти моменты и уважительно относиться к музе.

– А к своей сеньоре ты не хочешь уважительно отнестись? Задолбал уже сидеть на моей шее. Возомнил из себя писателя, сил моих больше на тебя нет. Все пишет и пишет, пишет и пишет. Когда ты уже на работу устроишься?

– Я вообще-то писатель. Это моя работа.

– Да-да, я уже это 1000 раз слышала. Виталий Штольман – непризнанный гений русской литературы. Недо-Толстой! Где деньги-то с твоей писанины?

– Ты что, обалдела, так называть мои творения? Просто эти люди не хотят видеть очевидное. Они меня не понимают. Мы живем в мрачном мире. Посмотри в окно. Я пишу на злобу дня о людской черноте.

– Очевидного не видишь ты. Спасибо твоей бабушке, что оставила эту квартиру.

– Нормальная квартира. Нормальный райончик.

– Ага. В Люберцах. Просто прекрасный райончик.

– Да, здесь живут самые настоящие люди. С самыми настоящими жизненными драмами. О них я и пишу.

– Да тут одни алкаши и наркоманы бродят.

– Везде бродят. Вообще, тут много хороших людей, Жень. Открой глаза!

– Я с тобой разведусь, скотина!

– Не разведешься. Ты знаешь, что я – гений.

– Ты – алкаш и тунеядец.

– Сейчас опубликую «Красные кирпичи» – и будут тебе деньги. Не ори!

– Ты же был нормальным, работал, как все. Зачем вообще ты решил стать писателем?

– Не хочется быть как все. Я вижу красоту в этом сером мире. И каждая мрачная история навеивает мысли.

– На какие мысли? Что ты вообще несешь? Доктору покажись!

– На самые разные. Люди, читающие одну и ту же книгу, получают разное послевкусие.

– Ты можешь выйти из образа?

– Такова жизнь, Евгения.

– Я сейчас скалку возьму и как огрею тебя по хребтине.

– Каждый великий писатель не умирал от естественных причин. Пушкин. Лермонтов. Мне продолжать?

– А чего это ты себя в один ряд с ними ставишь? Тебе до Золотого века русской литературы как до Китая раком.

– Многие известные люди при жизни были никем, а после смерти их имя накрыло величие.

– А какое мне дело до твоего величия? Коммуналка вон снова выросла. Продукты. Проезд.

– Все ты о мирском да о мирском, любовь моя!

– Для кого ты вообще этот мрачняк пишешь?

– О-о-о-о-о, ты все-таки читала?

– Немного.

– У каждой истории есть своя аудитория.

– Деньги когда будут? Хватит мне спагетти на уши развешивать.

– Говорю ж, сейчас опубликую «Красные кирпичи», сборник рассказов скомпоную – и вуаля, а там сяду «Гриффонов с колоннами» переписывать. Все будет, Евгения, не переживай.

– Ты пьяный эти названия придумал?

– Естественно. Я и написал их тоже синим.

– Я точно с тобой разведусь, алкашина.

– Ты просто такая же, как они. Не понимаешь полета мысли. Полета мысли глубоко мыслящего человека. Виталий Штольман слишком гениален для тебя.

Она взяла скалку и подошла вплотную. Он резко подорвался на другую сторону стола.

– Жень, и еще в идеях «Свидания Данилы Алексеева».

– Ты, блять, серьезно собрался описывать похождения своего блядского дружка?

– Даня – норм чел.

В него полетела скалка. Бросок оказался метким.

– Ты просто не понимаешь, это сатирический роман про отношения.

– Наладь свои сначала отношения. Завтра же пойдешь искать работу, ты меня понял?

– Нет.

– Убью, – кинулась на него она – и начала душить.

– Завтра отнесу все в издательство, – прохрипел он.

– И пойдешь устраиваться на работу.

– Хорошо. Послезавтра.

– Завтра. Я сказала.

– Гений русского писателя разбит о быт. А кем? Родной женой. Кто бы мог подумать? Даже к Бруту меньше претензий. Спасибо, любимая!

– Мне снова взять скалку?

– На вот, лучше прочитай.

– Что это?

– «Батя» рассказ называется.

Он смотрел на меня диким взглядом, за которым скрывалась чернота, разъедавшая его изнутри. Когда-то я называл его Батей, но сейчас в нем осталась лишь оболочка, смутно напоминающая родного человека.

Сколько я его помню, он всегда бухал, а все бегали за ним и пытались спасти. Первое время ему было стыдно, затем он стал воспринимать все это как должное. Апогеем сего стало принятие рабства, лежащего на дне бутылки. Батя портил все, к чему прикасался. Он пил, когда ему было хорошо, он пил, когда было плохо. Бутылка стала ему подругой, женой и матерью одновременно. Своих-то всех он свел в могилу.

Ушла бабушка, его мать, а затем и моя. Я ненавидел его, а он ненавидел всех, кто мешал ему пить. Мать. Жену. Врачей. Меня. Он ненавидел даже моего младшего брата, который пошел по его стопам, потому что тот мог выпить его горючее.

Я долго не видел его. Он скитался где-то по миру. Миру маргиналов и отребья, которые, открыв глаза, имели только одну мысль – нажраться. Спиртовой эгоизм отправлял этих людей в агонию пред неутомимым желанием. Желанием напиться и забыться.

– Пусти, – заорал он, – это мой дом!

– Пошел вон отсюда, дочь разбудишь!

– Пусти! – еще громче заорал он и ринулся на меня.

Я молча ударил ему в грудь, и он упал. Затем сел.

– Дай выпить!

Он не просил, а требовал, словно весь мир обязан ему. Я прекрасно понимал, что диалог вести с этим животным нет никакого смысла. Ведомый инстинктом, он пришел туда, где его когда-то любили, ценили и уважали, пока он не перешел все границы. Дома спали мои жена и дочь, и меньшее, чего я хотел, так это устраивать семейную встречу с обезумевшим дедом.

– Щенок, иди и принеси мне выпить! Я знаю, у тебя есть, – продолжал орать он.

Из-за двери выглянула пожилая соседка: «Опять припорол сюда обожратый? Скотина! Никак не оставит ребенка в покое!»