Игорь Галилеев - По радуге любви… Сборник рассказов

Местной больничной легендой я стал, со всех отделений на меня посмотреть приходили. И кто чего только не рассказывал! Мол, меня к Мариночке в палату через её окно затащили. Вместе с одеялами теми. Говорят, что она меня к себе в кровать положила, отогревать. И что всю ночь сама на меня теплом своим дышала.

В общем, вышло так, что спасла спасителя своего неудавшегося.

Сама она поправилась, конечно – не знаю точно: одеяла наши помогли или лечение. Но уже через месяц снова к нам пришла. С улыбкой и слезами. Рыцари, говорит, вы мои, сказочные…

Но сказка и в жизни случается.

Выздоровел я. Не сразу, конечно, пришлось в столице в каком-то Центре побывать – там ещё с полгода полечился. Как оказалось, помогло. И только недавно узнал, что моё лечение больших денег стоило. Стал выяснять – следователем работаю всё-таки – кто оплатил. Думал, может, мать перед своей смертью или отец потерявшийся…

Оказалось, что Мариночка…

…Окно своё узнал сразу. Рука сама к голове так и оставшейся без волос поднялась. И сердце защемило что-то. Воспоминания хлынули. Опустился на лавочку осеннюю во дворе больничном – как и не уходил отсюда: все те же деревья голые, тот же запах щей из пищеблока и тишина…

Будто время здесь специально в кисель превратилось, чтобы жизнь на подольше растянуть.

Из дверей корпуса силуэт в белом халате вышел – лица не рассмотрю никак, слёзы мешают, а смахнуть вроде стыдно – взрослый же.

Только вблизи по улыбке понял: Мариночка…

С сединой уже, в очках на добрых и понимающих глазах.

Остановилась, посмотрела внимательно.

– Ну, Славик, а ты говорил, что некрасивый вырастешь… А сам вон какой!

И улыбается сквозь слёзы…

А мне сказать бы хоть что-то, но не могу никак. Ладонь её взял и лицом прижался, склонившись. А она меня по голове гладит, успокаивает:

– Не надо, Славик, не говори ничего. Хорошо же всё…

Да чего стесняться-то слез своих! Обнял её.

– Спасибо, – говорю, – и не только от себя…

И за больничный забор показываю. А там жена моя любимая платком слёзы вытирает, и двое сынишек – не поймут: чего это папка сопли на кулак наматывает.

– Все как обещали, – улыбаюсь, – так и случилось. Детей только двое пока, но это ведь дело – наживное…

С тех пор Марина Владимировна членом нашей семьи стала. Хотя, наверное, её семьёй я всегда был…

ДУРЁХА

рассказ

…Она лежала на дороге. Девчонка лет десяти в скомканном белом платьице – грязном и вымокшем от дорожной влаги после дождя. И пристально смотрела в одну точку своими большущими голубыми глазами. И вдруг моргнула! Из-за этого пружина внутри меня взбрыкнула и я заорал на всю мощь своих легких:

– А ну встань, дуреха! – бросил пакет с продуктами и к ней бегом.

А на повороте уже грузовик видно, затормозить с горки вряд ли успеет.

Девчонка засмеялась звонко и ну бежать, только сандалии сверкают. Ну что за глупые дети! Уже на газоне, за обочиной, вдруг споткнулась и в лужу со всего маху!

Сидит в грязной жиже, смеется…

Грузовик протянуло мимо, выдохнул. Уже не спеша подошел, спрашиваю:

– Ну что за развлечение такое? Вот сейчас за ухо возьму и к родителям-то отведу… – Нету, – говорит, – родителей, дяденька, умерли. Детдомовская я. А сама на мой пакет рваный с едой смотрит, слюни глотает. Есть хочет. Отломил ей полбуханки и колбасы дал крендель – на, ешь. – Так на дороге-то чего делала? – Шушала… – рот набила, не разберешь – Чего? – Землю слушала! Я в книжке прочитала, что если к земле прилечь, то можно даже тех услышать, кто в ней давно живет… А на дороге звуков больше. Только не разобрать ничего…

Так и познакомился с Аленкой. По дороге в детский дом, который в нашем районе, рассказала, что живёт там три года. Самой восемь «стукнуло» – взрослая, говорит, уже. Родители в аварии как раз три года назад погибли. На дороге… Бабка воспитывала. Но год назад инсульт случился, самой уход нужен. Вот и забрали органы опеки. Пока шли, ещё и молока пакет выпила. Идёт, зевает, путешественница. Только ко входу подошли, смотрю, навстречу женщина растрепанная бежит: – Ах ты, гадина, – приговаривает и ладонью себя по ляжке хлопает, – объявилась… Полдня ищем, все ходули по самую шею стёрли! Алёнка к моей ноге прижалась, шепчет: – Не отдавай меня, дяденька… бить будет… – и смотрит щенком снизу. Не бойся, не позволю. – Дитё, – говорю, – не пугайте, тон-то убавьте. И следить лучше надо. – Да какой там, следить! Уследишь за ней, ягозой! Раз в неделю, как по часикам, дырочку находит. Глядь, и нет Алёнки, опять убежала. Самостоятельная… Тётя Зина не злой оказалась – переживает сильно. Говорит, что их, работников в детдоме, осталось раз два и обчелся. На любви к детям держатся. А бить? Только ладошкой по пятой точке не сильно, для острастки. В общем, передал я Алёнку из рук в руки. Пакет с остатками еды вручил напоследок. – Ну все, дуреха, не убегай больше, послушной расти. И пошёл к выходу. На калитке оглянулся. И зря… Алёнка с крыльца сорвалась, подбегает и в руки ко мне с разбега! – Я спасибо сказать забыла… Комочек в горле слезами тает, плачет… Понимает, наверное, уже, что чудес на свете не бывает… …Ох, ну ведь знаю же, что – простите за сравнение – нельзя котёнка или щеночка в руки брать. Ведь не оторвешь от сердца потом! И здесь – в секунду заноза в душе появилась, не вынуть!

…Так и вышло, стал я в детдом к Аленке ходить. Не часто, как получится. Гостинцев по мелочи приносил, пирожков от жены и суп в баночке, которым она меня на работу снабжала.. А Алёнка меня все батон с кренделем колбасы купить просила – уж больно вкусные первый раз тогда показались. Тётя Зина за эти полгода мне все про дурёху рассказала. Дважды ей семью подбирали. И вроде люди добрые, хорошие, но все равно и от них бегала. Все родителей забыть не может. Погибли они глупо – отец Аленкин жене руль доверил когда с дачи возвращались. В откос слетели. Насмерть. Малышка тогда между сидений упала, уцелела – царапинами отделалась. Но с тех пор по средам, в день, когда беда случилась, ходит родителей из земли слушать… И ничего с этим не поделаешь. Пока не вырастет, пока не поймёт, что не бывает голосов оттуда. Горе, это, конечно, для детской души. Как справляется, не известно. Может, говорит тётя Зина, и пусть ходит, к земле прикладывается, все отдушина какая-то…

Вот так, незаметно, осень слетела, зима схлынула. Весна… К Алёнке я привык как к родной. И пусть не кровинушка, но в душе моей она свой уголочек заняла прочно. Уже и планы вместе строим – мол, вырастет, помогу поступить на учителя, а дальше – больше. Но – видно будет. Не поверите, мы с женой стали всерьёз думать о том самом очень ответственном шаге… Но ведь у самих уже дети взрослые, внуки на подходе. Да и страшно, если честно.