Александр Брейтман - Персона нон грата. Полная версия

Я не успел с ним попрощаться: он, привычно собрав нехитрый скарб свой, ушёл, когда я из-за какого-то недомогания пару дней не выходил из дому. И всё же прощание состоялось. Мне передали оставленный им тетрадный листок с его стихами. Приведу их целиком, так как они были написаны, ничего не прибавляя и не убавляя:

Этот листок до сих пор хранится у меня в альбоме среди фотографий тех лет. Как память о дядьке, что добавил к моей неуёмности каплю мудрости.

Уважение к минувшему – вот черта, отличающая образованность от дикости… Имеют ли эти слова Пушкина хоть какое-то отношение к той эпидемии густопсового «патриотизма», что обрушилась сегодня на и без того некрепкие головы многих несчастных моих соотечественников?

В минувшем, как моём , индивидуальном, так и в нашем , коллективном, между белым и чёрным – огромный спектр полутонов и переходов. Ничего не хочу забыть и не от чего не отказываюсь. Сейчас же выбираю из всего этого многоцветия тон светлый и лучший – благодарность . «Мгновенный кадр» из той, конечно же, счастливой жизни: здание с памятником Пушкину у входа, учебная аудитория. Перед нами, нога за ногу, так что открывается полоска модного носка, боком сидит худой длинноволосый человек. Он курит! Вот это «курит» невозможно было представить даже в либеральные 90-е («ельцинские»), не то, что тогда – застойные 70-е («брежневские»). Мы – студенты филфака хабаровского пединститута. Худой, длинноволосый и так вольно курящий – Юрий Викторович Подлипчук, выпускник театрального института, друг Юлия Кима и учитель литературы в знаменитой московской физматшколе Колмогорова; теперь – наш преподаватель.

С того времени прошло много лет. У меня, его ученика, за плечами – учёная степень доктора философских наук, несколько десятков опубликованных работ, погружение в научную среду Москвы, Петербурга, Хабаровска, Владивостока, Комсомольска… Он же не был (так сложилось) даже кандидатом наук, но более яркого гуманитария, чем Юрий Викторович, за эти четыре десятка лет я так и не встретил. Имея за плечами нетривиальный актёрский и режиссёрский опыт, он и в студенческой аудитории предлагал отнюдь не хрестоматийное прочтение русской классики: в его исполнении звучащее слово приобретало не только особую выразительность, но и особую глубину. Именно Подлипчук «повинен» в том, что трудный и даже отторгаемый в школе Достоевский стал главным писателем на всю мою последующую жизнь. Вместе с тем, учебная дисциплина, которую «доверили» Подлипчуку дипломированные и остепенённые коллеги и вузовские чиновники, была отнюдь не «Русская литература 19 века» (с его любимым Достоевским), а «Выразительное чтение». Но, пожалуй, именно занятия по выразительному чтению (конечно и спецкурс по Достоевскому) оказались главными в нашей (по меньшей мере – моей) филологической подготовке.

Подлинным артистизмом (студенческий театр Подлипчука до сих пор помнят многие из тех, для кого ХГПИ – alma mater) и талантом к научной интерпретации текста можно объяснить его неожиданный интерес к «Слову о полку Игореве». Тогда многие из коллег (особенно специалисты по истории языка и литературы) восприняли это скептически: с какой стати – не специалист и «вдруг»…? Тем не менее, несколько лет труда (то ли подвижника, то ли безумца) – и новый перевод «Слова» с учёными комментариями был представлен на суд самому Д. С. Лихачёву, главному специалисту по древнерусским текстам из Института русской литературы (Пушкинский дом). Не время (да и не к месту) разбирать сейчас причины резкого неприятия, даже враждебности, авторитетного учёного к работе самозваного автора, но, даже несмотря на положительные отзывы других, не менее авторитетных специалистов 6 6 Вот цитата из отзыва академика АН СССР Б. А. Рыбакова, датированного 1980 годом: «В продолжение нескольких лет я слежу за научной работой преподавателя Хабаровского педагогического института Подлипчука Ю. В. Осуществленный им новый дословный перевод «Слова о полку Игореве» и свод статей, комментирующий его, представляет большой научный интерес и является, несомненно, новым словом в изучении памятника древнерусской литературы». А в глубокой и честной рецензии известного филолога, академика РАН М. Л. Гаспарова отразились, кажется, не только исключительные достоинства труда, но сама душа никому не ведомого исследователя: «На дерзкую оригинальность автор подчеркнуто не притязает: по каждому сомнительному месту он, прежде всего, приводит со щепетильной полнотой многочисленные, уже существующие варианты его толкований и переводов и лишь затем делает аргументированный выбор, часто – с существенными коррективами. Новые чтения и толкования здесь есть, и в немалом количестве, но поданы они так скромно, что кажутся немногочисленными. Трезвость и здравый смысл – главные критерии автора. Работа никогда не обещает больше, чем она дает. Зато очень часто она дает больше, чем обещает. , труд Подлипчука не был принят к рассмотрению, тем более, к опубликованию 7 7 Подлипчуковский перевод «Слова» с учёными комментариями был опубликован в 2004 г. в издательстве «Академкнига» Виктором Подлипчуком – сыном Юрия Викторовича, которому он и посвятил «с надеждой на понимание» свою поэму. . Остро переживая неудачу, он, как мне тогда казалось, ищет спасения в поэзии. Так появляются его «Магеллановы облака» – поэма почти в сто страниц.

Из материалов «Тихоокеанской звезды» (15.01.1997) С. Подзноевой, тоже ученицы Подлипчука, я узнал, что Юрий Викторович – коренной хабаровчанин. Семьи его родителей перебрались на Дальний Восток с Украины ещё в XIX веке. 1937 году отец, работавший в Управлении железной дороги, был репрессирован. Семью лишили квартиры и выслали из Хабаровска. Пришлось начинать жизнь с нуля в маленьком городке под Ростовом. А через несколько лет эту территорию уже оккупируют немцы. В «Магеллановых облаках» есть эпизод, где они со школьным другом Валькой, нарвавшись на немецкий патруль, чудом остаются живыми лишь благодаря юркиному книгочейству. После войны Подлипчук вместе с друзьями (за компанию) подаёт документы в театральное училище. Друзья не проходят по конкурсу. Юрий Викторович поступает. Затем были работа в провинциальных театрах юга России, приглашение в Ереванский драматический, отказ (по причине солидарности с неприглашенными). Были попытки получить высшее образование в ГИТИСе и Полиграфическом институте. Работа диктором на радио. Потом уже – знаменитая физматшкола академика Колмогорова при Московском государственном университете…