Олег Мамонтов - Прощайте, сожаления!

При мысли о том, что здесь, в «Плазе», он справит своё последнее новоселье, ему стало тоскливо. «Ну вот, чуть выпил и уже развезло», – подумал он, почувствовав, как вдруг защипало глаза. И тут же догадался, что всё дело в ином: в самом этом словосочетании «последнее новоселье» заключалось для него что-то невыразимо унылое. И совершенно непонятно, почему… Он мучительно напряг память, и вдруг из сонма давних воспоминаний возник странный мысленный образ: прекрасный юноша стоит на крутой скале, готовый броситься в бушующую пучину, чтобы достать золотой кубок, который в следующий миг швырнёт в пенящиеся волны некий правитель в короне, стоящий рядом в окружении слуг… Что это такое? Да это же иллюстрация к балладе «Кубок», украшавшая обложку книжки его детства под тем же названием… В этом сборнике романтических стихотворений ему запомнилось ещё одно, которое так и называлось: «Последнее новоселье» – о перенесении праха Наполеона… Вот откуда минорные ассоциации! Что только не застревает в памяти!..

Торжественное открытие «Плазы» состоялось двадцать третьего мая. В качестве почётных гостей прибыли чиновники областной администрации и мэрии. Именно с расчётом на них и было выбрано время начала мероприятия: полдень пятницы. Таким образом, приглашённые могли принять участие в банкете, на славу отобедать и выпить, а затем со спокойной совестью отправиться по домам. Ибо никому и в голову не пришло бы искать их на работе в пятницу во второй половине дня: в Ордатове руководители в мало-мальски значимых чинах пользовались хотя и неписаным, но тем не менее общепризнанным правом на сокращённый рабочий день в уикэнд.

Лишь из вежливости Чермных направил приглашения на торжество вице-губернатору, курирующему промышленность и торговлю, и мэру Ордатова, прекрасно зная наперёд, что они не приедут: всё-таки и по ордатовским меркам его объект был маловат для внимания столь важных персон. Прибыли именно те, на кого он и рассчитывал: заместитель начальника управления развития предринимательства областной администрации Финогин, руководитель аналогичной структуры мэрии Ордатова Кошелев, президент местной торгово-промышленной палаты Завьялов и председатель совета регионального отделения «Деловой России» Сторожев. Эта четвёрка должна была вместе с Чермных перерезать традиционную красную ленточку перед входом. Каждый из основных гостей привёл с собой ещё двух-трёх сотрудников – своего рода свиту. Явились и арендаторы, с которыми уже были заключены договоры. Пришли также представители СМИ. Впрочем, последние выполняли заказы на рекламу и потому являлись, в сущности, обслугой. Для них тоже было приготовлено угощение, но посадить их Чермных решил не вместе с остальными гостями, а за особым столом.

Приглашённые явились уже приятно-расслабленными, с настроем на застолье, поэтому торжественная часть получилась несколько скомканной. Тон задал Финогин, который всех поторопил. Обычно, в присутствии более важных руководителей, он скромно помалкивал и опускал взор долу, а на сей раз почувствовал себя старшим, оказавшись единственным представителем областной власти. Хотя внешне он меньше всего казался носителем какого-либо авторитета: молодой и до странности женственный, с пухлыми щёчками и губками, жидкими волосиками, которые никак не укладывались во что-то приличное, а создавали на голове подобие то ли растрепавшегося кока, то ли неряшливого пробора, то ли неловко зачёсанной плеши… Неуверенным голосом пробуя акустику просторного фойе, он вопросил:

– Что же мы не начинаем? Ведь уже пора! Время – две минуты первого!

– Ещё не прибыли из муниципального телевидения… – смущённо отозвалась сотрудница пресс-службы мэрии из свиты Кошелева.

– Кто опоздал, тот не успел! Присутствуют журналисты областного телевидения и местных газет – этого достаточно!

В ответ кучка собравшихся нестройно, но послушно вышли из фойе на площадку перед входом в «Плазу». Пятеро главных действующих лиц встали перед траурно-сумрачными стеклянными стенами новостройки и красной ленточкой, туго натянутой между двумя стойками. К ним подтянулись журналисты с нацеленными объективами.

– Дорогие друзья! – зазвучал из динамика бодрый голос Финогина, перекрывая уличный шум. – Мы собрались здесь для того, чтобы отметить значимое событие – открытие нового офисного центра класса «Бэ плюс». Это ещё одно зримое свидетельство успешного развития в нашем регионе частного предпринимательства – основы экономики современной России. Новый объект станет родным домом для нескольких десятков… наиболее успешных компаний областного центра…

Произнося загодя написанный и выученный текст, Финогин запнулся, вдруг сообразив, что не совсем уместно для него, представителя власти, слишком восторгаться по поводу появления дорогих офисов для преуспевающего бизнеса. Ведь в городе не хватает помещений для начинающих предпринимателей и нет ни одного бизнес-инкубатора…

– Будем надеяться на то, что вслед за обеспечением процветающих предприятий Ордатова дорогими офисами европейского уровня наши инвесторы озаботятся и нуждами обычного малого бизнеса, не исключая и начинающих предпринимателей, которым нужен бизнес-инкубатор! – неожиданно для самого себя, отбросив заготовленные фразы, заключил Финогин.

Между тем прибыли наконец журналисты муниципального телевидения – смазливая брюнетка со старательно выщипанными, точно нарисованными бровями, в топике гранатового цвета, и её оператор, в нарочито неряшливом «прикиде», призванном символизировать свободомыслие и презрение к условностям: в пыльных кроссовках, мешковатых джинсах с пузырями на коленках и несвежей клетчатой рубахе навыпуск. Они вклинились в кучку журналистов, заставив коллег потесниться. Каморину в правый бок упёрся локоть новоприбывшего оператора, а сдвинуться налево, избегая этого тягостного контакта, было нельзя: слева его теснил другой журналист. Немыслимо было и выйти из кучки коллег: нынешняя позиция Каморина, как раз напротив микрофона, была хороша возможностью, оставаясь на месте, делать качественные снимки каждого выступавшего. Приходилось терпеть и проявлять крайнюю осторожность в движениях: одна из опор треноги телекамеры находилась в нескольких сантиметрах от туфли Каморина, так что малейшее его движение ногой грозило опрокинуть и разбить дорогой аппарат. От чего оператор только выиграл бы: ему дали бы новую, более современную камеру. А вот для Каморина это оказалось бы настоящей катастрофой, потому что его редактриса Анжела Чермных долг за разбитую камеру повесила бы, вероятнее всего, на него. Ибо не таковы были их отношения, чтобы рассчитывать на иное…