Валерий Осинский - Книга желаний

– Не может быть, чтобы между тетрадью и прадедом Славой была связь, – произнёс он и рассказал о том, что продавцу книгу принесла старушка.

– Ну и что в этом такого? – удивился отец.

– Если это блокнот деда Ивана, он не мог знать наркома. Ты сам говорил, что он пропал!

– Говорил, – растерялся дед. – Но почерк-то похож!

– Похож, – подтвердил Саша, изучая открытку.

– В твоём возрасте я во всём находил тайны, – проворчал отец.

– Почтовый штамп – это отметка с почты? – спросил парень. – А если штампа нет?

– Значит, открытку прислали в конверте или передали из рук в руки, – ответил дед.

– То есть прадед Иван был далеко или не мог встретиться с братьями?

– Об этом лучше расскажет его дочь, – сказал отец. – Только зачем тебе?

– Чтобы узнать про нашу семью!

– Эк тебя зацепило! – добродушно осклабился дед.

– Дед, а где живёт бабуся, о которой ты говорил? Может, это она и есть?

– Наталья Ивановна? Не помню! Где-то у меня было записано.

– Пошли пить чай. Сань, включи чайник, – сказал Вячеслав Андреевич.

Парень неохотно вернул открытку деду.

– Ты, по-моему, что-то недоговариваешь! – сказал Андрей Петрович, когда внук ушёл.

– Что знал – рассказал. – Вячеслав Андреевич уложил и задвинул чемодан под этажерку. Отдал деньги отцу: – Держи!

На этот раз Андрей Петрович не решился отказаться – в интонации сына послышались властные нотки – и бросил пачку на одеяло.

– Слав, как бы ни сложилось, помни, кто – ты и кто твои предки! А то станешь знаменитым, и все узнают, какая ты сволочь! – хихикнул журналист. Потом добавил помявшись: – Вот еще что, Слав. Я рассказывал про Кривоколенный и дом Веневитиновых. Это памятник истории архитектуры. Но сейчас на закон все плюют. Год назад дом признали аварийным. Жильцов расселили. Сам понимаешь, зачем! Пока ворье Москву не растащит, не уймется. Префектура Центрального округа хочет на месте дома конторы строить. Мне об их художествах сосед по даче Леонид Тарасыч рассказал. Он с жильцами подписи собирает против сноса. О чем я хотел попросить. Если сможешь, похлопочи! А? Все ж Пушкин бывал. И предок твой жил. Снесут дом – считай, пропала Москва – за весь центр возьмутся.

– Я ж не Лужков! Что я могу?

– Ну, не ты, так твой Гусь. И гостиница «Украина»! – не слушал отец. – Её твой прапрадед строил! С дома уже лепнина сыплется. Скоро рухнет. Ты когда там последний раз был?

– Никогда не был.

– Так обновить пора! – Отец, толкаясь на лестнице, принялся запугивать сына ужасами запустения высотки. Для себя попросил агентство печати при какой-нибудь префектуре, чтобы «не сидеть у тебя на шее». – Большую газету не потяну.

Вячеслав Андреевич лишь посмеивался.

…В Москву выехали по темноте. Из приемника лилась негромкая музыка.

– Тот, что про деда спрашивал, считает, что я на бюджет по блату попал, – сказал Саша.

– Чушь! С чего он взял?

– Из-за прапрадеда! Они там все такие – со связями! – парень хмыкнул. – Если бы ты знал, как я их ненавижу! Вечно торжествующее тупьё с тормозной жидкостью в башке, и ту не доливают. Разговоры только про бабло и тачки! Про то, кто куда на зиму поедет! Они на сто лет вперед знают, кем будут и что станут делать! И бабы у них такие же жадные дуры! – В голосе Саши слышалось холодное презрение и зависть.

Олтаржевский покосился на сына.

– Я для тебя не пример. Но удачно прожитую жизнь определяет не старт, а финиш, – сказал он.

На перекрестке у шоссе долго ждали, перед потоком рыжих фар и красных габаритов. Олтаржевский выудил из кармана несколько купюр и протянул сыну.

– Тебе на мороженое. Маме я на днях завезу.

– По-царски! – парень убрал деньги. – Значит, правду дед сказал – буржуем стал?

– Пока не знаю, – отец газанул, вырулил и подмигнул аварийкой водителю сзади.

– Не стошнит? Ты же их ненавидел.

– Тебе-то что? Станешь сыном богатого отца. Будешь летать на каникулы за бугор!

Саша не ответил. Олтаржевский отвёз его и отогнал машину на стоянку.

Подумал и отправился в квартиру на Тверской.

В седьмом часу Олтаржевский умылся и позавтракал. Но Бешев позвонил, когда Тверская за окнами безнадежно встала, а Вячеслав Андреевич успел подремать одетым поверх покрывала. Вжав шею в плечи от утреннего озноба, он просеменил к машине, спросонья уже не понимая, куда и зачем едет. Рабочее настроение сменила скука.

Бешев жмурился на клочок белесого неба между крышами и благостно переступал с пяток на носки лакированных штиблет.

Он вежливо осведомился о самочувствии Вячеслава Андреевича. Олтаржевский вяло пожал плечами: «Нормально».

– Далеко ехать? – уныло спросил он.

– Нет.

Включив сирену, лимузин помчался по встречке в сторону Государственной думы.

Прикрыв веки, Олтаржевский попробовал задремать. Он подумал про Гуся, снова ощутил рабочий мандраж, но успокоился: Гусь подбирал исполнительного середнячка присмотреть за делом. Планы изданий, работа с редакторами, авралы, рутина…

Бог даст (или Гусь даст!), ему еще приестся постылая газетная скука.

Он действительно задремал, потому что, когда открыл глаза, не мог понять, в какой части Москвы находится. По сторонам дороги мелькал лес, празднично припорошенный первым снегом. С шоссе свернули на заасфальтированный аппендикс к ресторану в русском стиле с резьбой и коньком на крыше. На парковке дожидались две дорогие машины и два квадратных «катафалка» с охраной Гуся. Машина Олтаржевского встала возле «Майбаха» Гуськова. Четыре охранника покуривали в сторонке. Они поздоровались с Бешевым и осторожно кивнули Олтаржевскому.

Через зал с рогами оленей и лосей, с оскаленными мордами кабанов, волков и лис прошли в уютную гостиную. Здесь Гусь в костюме без галстука расписной деревянной ложкой хлебал овсяные хлопья с молоком. Не поднимаясь со стула, он пихнул приятелю ладонь. Бешев положил перед олигархом флешку и ушел.

Гусь зыркнул на Олтаржевского.

– Чё рожа помятая? Бухал, что ли?

– Болел.

– Есть будешь?

– Нет. Если можно, растворимый кофе.

Гусь салфеткой промокнул губы и велел официанту принести кофе. Он вставил флешку, повозился с пультом и включил телевизор. На экране задвигались черно-белые Евграфов и Олтаржевский, снятые сверху и сбоку. Гусь прибавил звук. Досмотрев, нажал паузу, и двое на экране замерли в шаге от выхода с кухни.

Олтаржевский растерянно молчал.

– Кто этот хрыч? На него ничего нет, – подозрительно покосился Гусь на Олтаржевского.

– Не знаю. Обыкновенный дед! Я его второй раз в жизни вижу.

– Слав, живи там, сколько надо, но не води чужих. Охрана потом жучки по всей хате выковыривает.

– Будешь с ними бодаться?

– А ты как думал! Рога им обломаю! Чтоб зареклись даже дышать на меня! – вдруг взвизгнул Гусь и покраснел. – Они меня, они меня… – Губы Гуся затряслись, он всхлипнул, и, сняв очки, промокнул глаза носовым платком. – Сволочи! Знаешь, как это страшно! Только что ты был тут, и вдруг ты среди урок…