Марк Казарновский - Они и мы

Но тут все подпортила сама Паучиха, что сидела на задней скамейке для зрителей.

Она вдруг оживилась. Выпрямилась, и все увидели вдруг – наша Паучиха – просто ничего себе дама. Даже привлекательная. Перламутром сверкали на брюшке родинки, через которые она, ровно как и Паучок, свои паутинные сети расставляла. Да и глаза были хороши. Темные, без зрачков, немного навыкате. Они так и притягивали, манили. Вроде глубокого колодца. Страшно, а прыгнуть туда хочется. Кажется, она даже немного еврейка.

Тем временем Паучиха обернулась к Семену. Семен покрылся потом. И чувствовал, как по спине, под мантией, бежит струйка потная.

«Точно, я схожу с ума», – мелькало у него в голове, а лицо проделывало следующие эволюции: губы растянулись в гримасу-улыбку, глаза блудливо бегали по залу, пальцы рук предательски дрожали.

– Вот что я хочу сказать, гражданин главный. Он вроде бы хороший, но вот такой случай отчудил, что хоть плачь, хоть пой. В общем, погоняй – не стой. Мне и рассказывать-то даже и совестно. Наши надо мной смеются все. «Надо было, – говорят, – тебе, матушка, давно его сожрать с потрохами похотливыми». Да нет, господин хороший, не смогла. Ох, слабы мы, бабы, слабы. Вот и я не лучше.

Что же случилось? Да прошел слух, муха-де какие-то деньги нашла. Или премию получила. Или иным древним способом заработала. Муха, она и есть муха. Шалашовка, одним словом. Ну, раз у ей появилось бабло, она, конечно, накрыла поляну. В общем, устроила корпоратив.

Ну, ладно. Пьянка у них пошла капитальная. Мой свою основную сеть поближе к входу пристроил. Конечно, рассуждал правильно. Мол, подопьют, сами в сети насыпятся, только успевай, как поется: «Уноси готовенького».

Ну, вы все Муху-то знаете. Цокотухес – ейная фамилия. Я сижу, наблюдаю. Ну, пьянка, да еще с Мухой – она пьянка и есть. Вот вам пример, господин судья. Какие-то Букашки, прихлебатели, в чашках устроили бассейн из молока, да и попрыгали туда с визгом. В чем их мамаша, извините, родила. Блохи ей, Мухе, сапоги притащили в подарок. Да шампоньеру в сапоги наливали и прямо из этих самих сапогов пили. Где гигиена? А под конец Муха вдруг на стол взлетает и начинает голая, представляете – голая – на столе танцевать.

Тут и Тараканы начали брюхами трясти. Муха же совсем к вечеру одурела. Брюхо свое зеленое успела в чем-то вымазать, крылья уж почти не поднимаются.

Короче, подгребает она к моему Паучку. А у него уж сетей не осталось на эту Муху. Все потратил на ее гостей, букашек разных.

Муха это видит. Страху у нее – никакого. И давай она крылышками подергивать, лапками перебирать, хоботком так и норовит моему Паучку эротический поцелуй устроить. В общем, он, мой значит, и сломался.

Ну, вы понимаете, действовать тут нужно быстро. Я сразу своему в ухо ахнула, а потом уже к Мухе подступилась. А она вдруг как заорет. Просто нечеловеческим голосом. «Мол, меня хотят погубить, убить меня хотят. Дорогие гости, подсобите, паука-злодея погубите!» В общем, Паук-де меня насилует.

Короче, Мухе я крыло одно оторвала да отпустила, а мой Паучок сразу утек. Вот как жизнь-то складывается. В общем, не виноватый он. Хоть чуть было ей не поддался.

Отпустили бы вы нас, гражданин судья, – совершенно неожиданно закончила Паучиха.

Семен ничего не успел и подумать, как на стол перед ним была положена бумага.

«Именем Российской Федерации…»

Тут Семен и проснулся. Светало. Клава спала и тяжело вздыхала. «Партия мучает», – подумал Семен и пошел бриться.

Как ни странно, этот чудовищный сон внес в душу Семена полное успокоение. Он почему-то воспринял эти сновидения вполне серьезно.

«Значит, и у них, у насекомых, все не так просто. Та же ревность. Те же персоналки.

А на партбюро все были расстроены. Семен выглядел веселым и довольным. Отпускал бестактные шутки и вообще всячески развлекался. Персоналка разваливалась на глазах и закончилась, как Клавочка и предсказывала, ничем. В общем, выстрел по воробьям. Да не совсем. Клава стала замечать, что Семен ее немного сбрендил. В том смысле, что не дает вплоть до физического насилия смести паутину и гонять вообще насекомых.

Кроме мух.

Клава к врачам пока не обращалась, но стала задумываться.

Муха Моисеевна Цокотухес

Паучок (из следственного судебного дела)

Паучиха. Очень красивая

Сталина Матвеевна, дама не молодая, но и не преклонного возраста, по вечерам ложилась спать почти всегда с плохим настроением. Правда, спала хорошо, однако со сновидениями.

Не будем темнить, сразу укажем на причину этого явления, то есть плохого настроения перед сном. Да, да, вы правильно догадались. Именно – ложилась в кровать Сталина Матвеевна уже долгие годы одна.

Все как-то не случалось в ее жизни постоянного спутника. Вначале – комсомол, где Сталина держалась строго. Может быть, поэтому и была переведена в райком КПСС инструктором. Секретарь РК КПСС был человек неглупый. И на возражения некоторых четко заметил: «Пусть хоть одна из комсомола не будет б…ю».

Сталина в райкоме интрижкам не поддавалась. Хоть и заполучила отдельную квартиру в «сталинке» с хорошим обзором: с одной стороны – на мукомольный комбинат, с другой – на туберкулезную больницу. В общем, улица Гастелло.

Да, было у нее в один из периодов партийной биографии увлечение товарищем из НИИ. Семен Семенович звали. И ей по-настоящему было хорошо. Хотя Семен испытания не выдержал, уехал в свой Израиль и затем уже из США писал ей грустные письма. Просился. Но Сталина была дама твердая и прагматичная. И отвечала в письменной же форме четко и недвусмысленно. Что, мол, там – ты хочешь сюда. А здесь – будешь рваться к своей Софочке и уже, вероятно, и к внукам. «Кому это, может, и нужно, но не мне», – констатировала Сталина свои выводы.

Тем более что теперь, в постперестроечный период, неожиданно стала она бизнес-леди. И из маленького ООО незаметно как-то выросло большое предприятие «Сталпрестиж». По торговле парфюмерией. Вином. Сырами. И прочими колониальными товарами, преимущественно французского производства.

Почему французского – Сталина Матвеевна объяснить не могла. Вроде бы даже тяги у нее к этой части Европы не было. Но вот так получилось.