Сергей Решетников - Соки жизни

– Говно, – произнёс я вслух.

– Что? – удивился Азамат.

– Погода, говорю, дрянь.

– Да, это да. Жарко. А вы, Николай Сергеевич, давно в Москве?

– Давно.

Знойный июнь накалил кирпично-бетонную асфальтовую Москву до кипения. Пот лился ручьём. Закипали мозги, кровь, душа. Плавились кости, зубы, волосы. Сердце стучалось в грудную клетку, намереваясь выпрыгнуть наружу. Экстремальная жара. «Что я тут делаю?» – подумал я. «Ты пытаешься разобраться со своим дурацким офисом», – ответил я сам себе. «А! Да. Конечно. Не называй его “дурацким”. Как говорит моя жена…» «А ещё ты месяц назад развёлся. Помнишь?» «Да, да, помню». «Ты хоть любил её?» «Да, да». «До сих пор любишь?» «Почему ты задаёшь такие вопросы?» «Потому что ты каждый день плачешь». «Но я хотя бы не пью». «Это пока». Расставшись со своей женой, я через месяц стал разговаривать сам с собой. Мы пока не ругаемся. Нормальный такой собеседник. Это не даёт мне сойти с ума…

Смуглый мелкий юрист принёс бумаги, положил передо мной на стол и присел рядом с Азаматом. Их четыре глаза блестели. Они теперь как чёрные кошки сидели передо мной. А я чувствовал себя большой беззащитной серой мышкой. Глазами я искал норку. Но видел только открытое окно. Это не выход, Николай Сергеевич. Слишком высоко для такой упитанной мышки, как ты. Ты, наверняка, уже перевалил за сто килограммов. Ну да, как бы не сто десять кг. Кручу, верчу, запутать хочу! За хорошее зрение три рубля премия!

– Договор, – хором сказали адвокат Азамат и мелкий юрист, которого мне так и не представили.

Потом Азамат соединил пальцы правой руки вместе и изобразил в воздухе будто подписывает что-то. И с улыбкой кивнул мне. Мол, сделай это. Я внимательно смотрел то на юристов, то на их пальцы. Они наконец успокоились и перестали жужжать. А я, лох, внимательно их рассматривал. Я видел их чёрные глаза, тёмные волосы, чёрные пиджаки, галстуки… Сидеть в такой духоте в галстуке, наверное, самоубийство. Мелкий юрист заерзал, но Азамат схватил его за руку, удержал, а второй рукой указал мне на договор, мол, давай-давай, подписывай. И ещё раз изобразил в воздухе подпись.

– Мне казалось, что вас больше, – нарушил я тишину.

– В смысле? Кого? – не понял меня Азамат.

– Вас, – показал я пальцем на него и на мелкого юриста, а потом два раза показал все пять пальцев. – Я думал, вас пятеро. Странно, не правда ли? – потом я зачем-то добавил: – Поймал себя на мысли… Но вряд ли это поможет.

– Поможет-поможет, – сказал Азамат, – мы поможем. Мы очень хорошо поможем.

Мелкий сначала улыбнулся, несколько раз кивнул головой и, громко выдохнув, как бы пропел:

– Договор. Договор.

– Я вижу, – произнёс я и опять вспомнил о своей бывшей жене, об Алисе. Почему её нет рядом со мной? Потому что ты развёлся. А, да, конечно. Помню. Помню. Забываю.

Уже прошёл месяц, как я съехал с квартиры, уехал в Москву. Алиса не выходила у меня из головы. Каждый час я вспоминал о ней. Ночью она мне снилась. Когда мы жили вместе, она никогда мне не снилась. А сейчас снится. Что это? Любовь? Привязанность? Привычка? Кошки смотрели на меня блестящими глазами. Мышка смирилась со своей судьбой. В своей следующей жизни я буду кошкой, я буду ловить мышей и, делая большие глаза, вонюче срать в лоточек. Или буду есть сухой кошачий корм, получу диабет, мочекаменную болезнь и тихо сдохну под диваном.

Я посмотрел в окно и увидел старую стену из красного кирпича. Часть кирпичей выступала вперед и на них сидели две чёрные птицы, то ли галки, то ли грачи. Не знаю. Я ничего не понимаю в птицах. И в юриспруденции я ничего не смыслю. Я лох, ёлки-палки.

Старую Москву нужно изучать по глухим дворам. Там веками не делают ремонтов. И стены домов выглядят так, как выглядели, например, в девятнадцатом веке или в начале двадцатого, во времена Гиляровского. Это была Тверская. Здесь проходила дорога на Тверь. За моей спиной в паре сотен метров когда-то стояли Тверские ворота прекрасного Белого города. Потом здесь был Страстной монастырь. Рядом дом Фамусова. Господи, подскажи, что мне делать? Научи меня, Господи! Теперь я смотрел в договор и думал: «Азамат, по-моему, не русский. Кто он? Интересно». Он сверлил меня своими карими глазами и совсем не думал о Грибоедове, о Пушкине, о женском монастыре. А зря. Я вот пытаюсь вчитаться в договор, а думаю про женский монастырь и чудотворную икону. Господи, помоги мне разобраться с этим грёбаным офисом. Он меня уже достал! Он меня мучает который год. Он меня убивает. То арендаторы уроды, то говно из канализации бежит, то соседи сходят с ума… Теперь вот грёбаный Госреестр и Жилищная инспекция. Я даже не могу подарить его. Я хотел подарить его дочке моей жены… Нам отказали в регистрации и полгода не отдают документы.

– А вы считаете, что нужно сейчас же подавать в суд? – спросил я Азамата.

– Конечно, – уверенно ответил тот.

– А может, отдадут? – как будто самому себе задал вопрос я. – Ведь я же полгода уже пишу туда не переставая. В возбуждении уголовного дела против меня отказано. Следователь… юный полковник… такой хороший, человечный попался. Может – отдадут? А?

Азамат покачал головой:

– Не отдадут. – он вскочил на ноги, скрестил руки на груди и продолжил: – Итак. Завтра я увезу жалобу в прокуратуру, заявление в полицию, письмо в Госреестр.

– Вы думаете? – засомневался я, подсчитывая в уме, из каких резервов взять деньги на адвоката. Неделю назад я снял квартиру в центре Москвы, квартиру за сто с лишним тысяч. Дурак! «Ты дурак, Степанков! И позёр!» «Замолчи! Просто я люблю центр». Сто с лишним тысяч… Заплатил за месяц вперед и оставил залог. Бывшей жене отдал сто тысяч. Своей дочке отправил. Ещё кое-какие расходы. Туфли белые купил. Зачем я купил себе белые туфли? Идиот!

– Я уверен, – сказал Азамат.

– В чём? – спросил я.

– В том, что документы вам не отдадут. Подписывайте договор, – показал он рукой на бумаги.

– Подписывайте-подписывайте, – вдруг вылез из-под моей левой руки мелкий смуглый юрист.

Я бегло дочитал договор до конца, ещё раз посмотрел в окно на старую кирпичную стену. Чёрные птицы уже улетели. Я не видел, когда… Мне в руку всучили авторучку, и я подмахнул свою быструю нелепую подпись. Юристы улыбались. Видимо, я опять надел себе на шею очередной хомут. Я мастер загонять себя в патовые ситуации. Я всегда ищу себе на жопу приключений. Я – дитя, рождённый и воспитанный в хроническом стрессе. Стресс – это моя стихия. Мой отец алкоголик. Я алкоголик. Я родился грёбаной мышкой. У меня нет норки. И нет сил на то, чтобы повеситься.

Я отдал им подписанный договор. Достал из кармана брюк портмоне, вынул оттуда тридцать тысяч, протянул Азамату. Тот ухватился за деньги, но я их не отпускал. Пару секунд мы вдвоём молча держались за деньги. Вдруг дверь раскрылась. В кабинет ворвалась толстая взлохмаченная женщина. И тогда я отпустил деньги. Адвокат Азамат быстро спрятал их в карман. Женщина открыла рот, крякнула. Пот лился с неё ручьём. Лицо у неё было красное. Она ещё шире открыла рот (так широко, что я увидел белый язык, редкие жёлтые зубы, гланды)… Я подумал, что она сейчас запоёт. Но она закричала: