Фирдауса Хазипова - Алый парус для енотов

На спинку кровати водрузили табличку «Строгий постельный режим».

Барыня удовлетворенно откинулась на подушку и, пространно рассказав по нескольким номерам телефона о своем новом статусе, погрузилась в очередной крепкий здоровый сон.

В палату вошла миловидная женщина лет пятидесяти с пакетом и бельём, зажатым подмышками. Она представилась: «Майра», и подошла к свободной кровати. Застелила ее, переоделась. Когда вошла застенчивая медсестра со штативом и лекарством, легла и приготовила руку. Подключив больную к капельнице, сестричка вышла. Остальные задремали.

Дневной сон был прерван громким голосом:

– Позови медсестру!

Кто спал, нехотя проснулся; девочки, бродившие в просторах гаджетов, – все, подняв головы и недоумевая, посмотрели в сторону королевишны.

Пришли две молоденькие медсестрички: застенчивая и с подведёнными лукавыми глазами.

– Я хочу в туалет, – требовательно произнесла королевишна.

– Давайте мы вам поможем встать.

– Я не могу встать.

– Но мы не сможем вас поднять. Сейчас принесем «утку».

Прибыло судно. С королевишны откинули простыню, обнажив блеклый живот и голые ноги, подложили судно.

– Я не могу так, – капризно сказала она.

Медсёстры стояли по обеим сторонам кровати, как в почётном карауле, и не знали, как быть.

Всё решила природа. Королевишна резво вскочила и, резко оттолкнув медсестёр, которые пытались поддержать ее под руки, помчалась в туалет, тряся лохмами седых волос…

После этого она никого на помощь не звала, прекрасно справляясь со всем сама. Вскоре статус инвалида с неё сняли, еду в постель приносить перестали. Когда, наконец, она впервые пошла за едой сама, то вернулась с пустыми тарелками.

– Там же большая очередь, – недоумённо сказала королевишна.

Хм, все в палате дружно переглянулись и пожали плечами, еле сдерживая усмешку…

Солнце где-то за пределами видимости клонилось к закату. Майра, уютно усевшись на кровати, бойко вязала блестящими спицами. Чёрная синтетическая нить, искрами вспыхивая в косых лучах солнца, вползала между мелькающими пальцами и выходила неким подобием паутины, скреплённым лицевыми петлями.

– Что вы вяжете?

– Этим посуду хорошо мыть. Каждому свяжу… Что у вас, голова болит?

– Да, уже несколько дней. Главное, непонятно, от чего возникает боль и почему неожиданно исчезает.

– Вы, видимо, в межсезонье родились. Наверно, замечаете ухудшение состояния перед переменой погоды? И как резко исчезают болевые ощущения, например, с первым ударом грома. Люди – такие же дети природы, как птицы или насекомые. Когда давление в воздухе понижается, насекомые летают ближе к земле, поэтому птицы за ними спускаются. Все в природе неслучайно.

В палату вернулась королевишна. Легла на кровать и начала обзванивать знакомых. В коридоре трындели телефоны, неслись знакомые надоевшие темы.

– Только люди, похоже, случайные существа в природе, – Фируза налила из баллона воды в стакан и включила кипятильник. – Целыми днями по телефонам трындят об одном и том же. Как самим не надоедает.

– Все мы божьи твари. И каждая по-своему важна в паутине жизни.

– Я попала сюда после похода по горам, активного общения и движения. Эта больничная атмосфера замкнутого пространства давит.

– Ваша душа отягощена, знаю. Но у вас всё будет хорошо.

Майра положила поблёскивающий черный квадратик рядом с собой и принялась вязать следующий. Немного странно смотрелась тёмная одежда собеседницы на фоне светлой палаты. И чёрная синтетическая нить все быстрее превращалась в чёрные квадратики.

– Почему вы так решили? – удивлённо спросила Фируза, внимательно посмотрев на соседку. В её облике иногда происходили непонятные метаморфозы, что-то, неуловимо похожее на кого-то. Или на что-то. Странно. Почему мне пришло в голову, что на что-то, подумала она. Майра понимающе улыбнулась.

– Ваш сон совсем не о том, о чём вы думаете, – продолжила Майра.

Фируза, вздрогнув, пролила золотисто-коричневый чай на подушку.

– Но я никому о нём не рассказывала.

– Зря вы сорвали паутину с окон. Но правильно сделали, что не убили тех, кто оберегает вас от преждевременного ухода от земной реальности, защищает от вмешательства тёмных сил.

– Земной… Чего? Вы о пауках? Ничего не понимаю.

– Знаю, что не понимаете. Поэтому спустилась вниз, чтоб вас успокоить. Вы сейчас находитесь на новом витке развития, но сомневаетесь в своих силах. Будьте уверенны. У вас всё получится.

Очередной чёрный квадратик лег рядом с другими на белую простыню.

Непроизвольно Фируза посмотрела на потолок: над тумбочкой не видно паука. Видимо, после того, как санитарка смахнула его на пол, он переместился в другое место. Но всё же её охватило чувство нереальности происходящего. Этот разговор, похожий на сон, требующий разгадки, беспокоил её. Но вскоре беседа свернула на обыденные темы: о пенсиях и инфляции; о долгах, которые Россия прощает разным странам, о коммунальной сфере, о событиях в мире, о том, как мало нынче читают.

Темы были немудрёные и понятные. Фируза почувствовала, что она – бабочка, порхающая над цветами и листьями. Легко стало на душе, внутреннее раздражение сменилось умиротворенностью. Её охватило ощущение уюта, домашности, чего-то такого из далёкого детства, в котором освещённая солнечным светом бабушка уютно вязала носки из светлой пряжи, ведя неспешную беседу. К сожалению, роскошь человеческого общения, думала она, превратилась в блеклые износившиеся лохмотья. Мы разучились говорить друг с другом, утратили темп спокойной сдержанной беседы.

Поздним вечером, укладываясь спать, Фируза подняла голову и негромко спросила:

– Майра, как определить то, где мы пребываем: то ли это сон, похожий на реальность, сдвинутую по фазе; то ли это реальность, похожая на сдвинутый по фазе сон?

Та посмотрела на неё внимательными блестящими глазами, продолжая вязать при свете фонаря, и, как показалось, неохотно ответила:

– Жизнь – это сон, который каждый превращает в свою судьбу. Сон – это жизнь, не ставшая судьбой.

Смолкли все звуки, и только ночь за окном тихо напевала колыбельную, шелестя листвой. Перед Фирузой медленно разворачивались картины Иремеля. Замшевая зелень листвы и безмятежность синего простора, залитые солнечным прозрачным соусом, будили в ней какую-то очень важную мысль, которую она должна была передать на холсте. Она не в первый раз ездила туда, но все эскизы и даже готовые картины не радовали её. Они были похожи на фотографии, как бы слегка «искажённые» эффектами фотошопа. Они молча взирали на её немногочисленных знакомых, вызывая лишь одобрительное: «Хорошо нарисовано. Похоже».

Но ведь смысл искусства не в этом. Она была неплохим художником, и понимала, в чём. Но как это воплотить красками? «У вас всё получится», – вспомнились ей слова Майры. С этими мыслями она уснула.