Юлия Лим - И все небо для нас

– Плости, я тебя лазбудила, – мямлит она. Поколебавшись, тянет ко мне руки, и я обнимаю ее, как любимую плюшевую игрушку.

– Что стряслось? – шепчу ей в макушку.

– Мне плиснилась мама, – шмыгая носом, начинает Мила. – И она сказала, что больше никогда не плидет, а… а потом, что мы ей не нужны. Я ей не нужна!

– Тише-тише, – поглаживаю сестру по спине. – Это всего лишь дурной сон.

– Вела, она плавда уйдет?

– Нет, не уйдет. Просто… сохрани ее образ в голове.

– А к-как это сделать?

– Вспомни все хорошее, что связано с мамой, и мысленно собери это в сундучок. Тогда… воспоминания сохранятся в твоем сердце на всю жизнь.

Мила берет меня за руку, сжимает тонкими пальчиками и шепчет:

– Ты не влешь?

– Не вру.

– А ты сама так делала?

Киваю. Не буду же я объяснять ребенку, что никогда не смогу забыть последние семь лет и что у меня гораздо меньше счастливых воспоминаний, чем у нее.

– Холошо. – Мила устраивается под одеялом. Зажмурившись, она громким шепотом просит: – Не мешай, я буду собилать воспоминания.

Опускаю голову на подушку. За окном брезжит рассвет. Что ж, чем ближе день, тем ближе мы к дому дяди.

В пять утра меня будит дядя. Подскакиваю довольно бодро, но чувство, будто моргнула, а не поспала. Бессонные ночи оставляют тяжелый след не только в душе, но и на теле. Усталость и непринятый на ночь душ злорадно смеются надо мной.

– Позавтракаем и поймаем грузовик, – говорит Тихон.

– А почему нельзя было сделать это еще вчера? Для чего вся эта бессмысленная ходьба под палящим солнцем? – возмущаюсь, намазывая масло на хлеб для Милы.

Многие бытовые вещи настолько укоренились в моем сознании, что я их не замечаю. Просто делаю так же привычно, как дышу.

– Как я уже говорил, прогулка разгружает сознание.

– Ты что-то другое говорил…

Дядя улыбается и откусывает свой тост. Понятия не имею, где он достал тосты в такую рань, но спрашивать не собираюсь.

– Доверься мне.

Он кидает на меня взгляд полный надежды, а я лишь кривлю лицо и посматриваю на непривычно молчаливую сестру. Она сонно и редко моргает, потягивается, но не капризничает и завтракает. Значит, не заболела, а просто не в настроении.

Мы переодеваемся, дядя сдает ключи на ресепшене, и мы выходим в утреннюю прохладу.

Думаю о кошмаре, приснившемся Миле, и беру сестру за руку. Как только она почувствует себя защищенной, ей станет легче. Вспоминаю о лакомстве.

– Милка, хочешь «Милку»?

Она поднимает на меня печальные глаза и оживляется:

– Хочу.

Протягиваю Миле шоколадку. Она еще холодная, правда, наверняка не похожа на привычную плитку после вчерашнего путешествия в рюкзаке.

– Только если она будет на вкус плохая, не ешь.

Сестра кивает и понемногу откусывает шоколад.

– Вы неплохо ладите, – замечает дядя.

– Ну да, вроде того.

– А мы с Надей постоянно дрались.

Хмыкаю.

– Что? – щурится Тихон.

– Неудивительно. Ты такой занудный.

Он смеется, а мы с Милой переглядываемся.

– Ей со мной было несладко. Меня часто оставляли под ее присмотром.

– Как я тебя понимаю, – встревает сестра. Ее рот весь в шоколаде, даже кончик носа.

– Молчи, хрюшка. – Достаю салфетку и начинаю вытирать ей лицо.

Мила вырывается, выхватывает салфетку и с жаром заявляет, от переизбытка чувств оплевав меня шоколадными слюнями:

– Я сама могу!

Тоже вытираюсь салфеткой и качаю головой.

– Стала самостоятельной?

– Да!

– Ну, хорошо. Тогда следующую шоколадку покупай на свои деньги. – Разворачиваюсь и иду дальше.

Плохо, очень плохо манипулировать ребенком. Да еще и такими словами, как «шоколадка» и «деньги».

– Какая же ты плотивная, Вела! – пищит позади сестра. – Злючка!

Не оборачиваюсь. Я часто говорю что-нибудь не то и сразу же хочу извиниться, но гордость наступает на горло и запрещает. Приходится быть жесткой «злючкой».

– Не обижайся на сестру, – говорит дядя. – У нее сейчас трудный период.

– Ты пло месячные? – как можно громче спрашивает сестра.

Краснею. Нельзя же вот так спокойно говорить о таких вещах!.. Или можно?

– Нет. На плечах Веры лежит большая ответственность. Она отвечает не только за себя, но и за тебя.

– Так она это и ланьше делала…

– Раньше все было по-другому.

Глаза щиплет, ветер сдувает редкие слезинки, размазывая влагу по щекам. Да, раньше с нами была мама. Неважно, что она не могла о нас позаботиться; мы все равно оставались ее детьми. А теперь над нами всюду только бескрайнее пустое небо, и неизвестно, как сложится наша дальнейшая судьба.

Запрокидываю голову – пусть солнечные лучи высушат непрошеные слезы. Я не позволяю себе плакать при сестре. Даже сейчас, когда душа истерзана и вывернута наизнанку, слез не много. Есть что-то такое в моей голове, что не дает расклеиться. Внутренний держатель баланса.

Спустя несколько часов непрерывной ходьбы мы наконец делаем перерыв и прячемся под навесом остановки. За последние тридцать минут здесь не проехал ни один автобус, зато пролетали легковые автомобили и кроссоверы. В белом роскошном автомобиле замечаю семью, и мне становится завидно. Наверняка они сидят в своей коробке на колесиках, обдуваемые кондиционером, и не обливаются потом, как мы.

– Девочки, сейчас самое время сходить по делам, – говорит дядя.

– По каким делам? – невинно интересуется Мила.

Хватаю ее за руку и отвожу в сторону. Она не сопротивляется, но несколько раз повторяет вопрос. Когда спускаемся, показываю ей на кусты.

– А-а-а, так вот что за дела.

Мы возвращаемся под навес. Дядя стоит у дороги с вытянутым пальцем.

– А что он делает? – спрашивает Мила.

– Голосует.

– Но он же молчит? – изумляется она.

Смеюсь.

– Что смешного? – в шутку обижается сестра.

– Ну, это так называется.

– А можно мне тоже так сделать?

Задумчиво кошусь на дорогу. Машин поблизости нет, людей тоже. Мы одни на обочине трассы… жуть.

– Ладно. Только не отпускай мою руку, поняла?

– Холошо.

За что люблю сестру, так это за ее отходчивость. Она никогда долго не сердится. Пожалуй, если бы среди детей проводили конкурс «красоты души», она бы там победила. Не зря мама звала ее ангелочком. Видимо, что-то знала…

– Вон глузовик! – Мила тычет рукой вдаль.

Вывожу сестру к дороге. Она с энтузиазмом вытягивает палец и подпрыгивает от волнения. Крепко держу ее за руку. Не хватало еще, чтобы она выбежала на дорогу.

Гудение грузовика все ближе. Клубы пыли взмывают в воздух. Сейчас нам всем не помешали бы маски с фильтрами. Ненавижу вдыхать всякую гадость.

– Девочки, осторожнее! – кричит дядя.

Грузовик тормозит. Шины трутся о дорогу. Мне кажется, что прицеп заносит, и я оттягиваю сестру назад, но это оказывается лишь игрой моего воображения.