Дарья Гущина-Валикова - Ничего, кроме личного. Роман

Ребёнок, отворачивая от неё страдальчески исказившееся личико, совершенно случайно встретился с ним взглядом. Он машинально подмигнул – и мальчишка вдруг затих, с любопытством воззрившись на незнакомого дядьку. А потом и вовсе улыбнулся в ответ. Глазёнки у него были крошечными, как бусинки, и при этом пронзительно-синего цвета – прямо сапфирчики.

Девушка полуобернулась узнать, что вызвало такую реакцию дитяти, и тут же отвернулась снова. Он успел заметить, что она очень хорошенькая и очень бледная, просто прозрачная. Успокоившийся малыш отвлёкся на разглядывание ближайшего стеллажа с его блескучими жвачками-шоколадками, к которому придвинулись. А он сам, не имевший привычки разглядывать чужие покупки, от скуки занялся именно этим. В тележке соседки, помимо ребёнка, помещались: большая бутыль с водой без газа, гроздь бананов, какие-то баночки с детским питанием; затем упаковка с наполнителем для кошачьего туалета, коробка кошачьего корма и пакет с кормом собачьим. Всё, стало быть, для других: для дитяти (если посчитать, что вода и фрукты – тоже ему) и домашних животных; а что ж тогда себе? Или ты – домработница? Нет, для домработницы слишком юная и какая-то хилая. А для няньки – какая-то неумелая, неуверенная…

Девушка, словно подслушав его мысли насчёт покупок, как-то вдруг заозиралась, в растерянности поглядывая то на свою тележку, то в сторону торгового зала. О чём-то, видать, вдруг вспомнила!..

– Девушка, – произнёс он неожиданно для самого себя, – если вам отойти надо, то – пожалуйста…

Та поглядела на него едва ли не с ужасом: чтоб я оставила тут всё… и, главное, ребёнка – неизвестно на кого?!

Но вдруг подала голос тётка, которая стояла впереди неё и, оказывается, всё видела и слышала:

– Да, конечно, идите, девушка! А мы присмотрим, не волнуйтесь. Всё успеете – вон как медленно тащимся…

– Спасибо, – тихо пробормотала та и метнулась куда-то в глубину зала, а тётка принялась ворковать с малышом.

Девчонка прибежала назад, когда они значительно придвинулись к кассе. Бросила в тележку трофеи – кажется, биойогурты и пачку ржаных хлебцев (ну и ну; если ты всегда этим питаешься, то неудивительно, что так отощала!), торопливо наклонилась к своему сокровищу. Сокровище снова закапризничало, а когда она, наконец, принялась расплачиваться на кассе, вытолкнув тележку из узкого прохода – разревелось в голос. Кассирша уже автоматически кидала его продукты туда же, откуда девушка не успела ещё забрать свои – поскольку ей пришлось взять ребёнка на руки.

– Давайте, помогу, – вынужден был сказать он. После чего сложил в свою корзину и её поклажу тоже, а не поместившуюся бутыль прихватил под мышку.

Они пробрались через людской водоворот пополам с брошенными пустыми тележками, растерянно катающимися тут и там, к столам, где перекладывают покупки (девушка с хнычущим мальчишкой шагала за ним зачарованно, как сомнамбула). Он нашёл там свободный уголок, где разложил её и свои покупки по разным казённым пакетам. Её два пакета оказались куда весомей его единственного…

– Спасибо вам, – сказала девушка и жалобно добавила, кивнув куда-то в сторону запруженного людьми выхода: – У меня там коляска где-то осталась, с ней в зал не пустили…

– Ну, идите, ищите, – посоветовал он и кивнул на её тяжкие пакеты: – а я вас с этим тут пока подожду. И, знаете что, давайте-ка лучше и его вот сюда пока посадим. Он меня не испугается?..

Девушка снова поглядела с ужасом, тесно прижав к себе мелкого, который снова заревел в голос.

– Девушка, я – ну, честное пионерское! – не маньяк-похититель, – сказал он, забирая у неё ребёнка. И тот снова сразу умолк, прильнув к нему вполне доверчиво.

Девушка с видом «Что же я делаю?!» пробормотала: «Я сейчас!» и поспешила на свои поиски. Вернулась, к счастью, быстро, катя коляску, в каких возят детей где-то от года и выше. С явным облегчением обнаружила, что все и всё на месте, и даже робко улыбнулась.

– Похоже, он пригрелся. Как его зовут-то, я не расслышал?

– Терентий.

– Надо же, Терентий! Ну, и меня не хуже – Ксаверий. Хотя все обычно Саввой называют. А вас как?..

– Юлия. Ой, да он у вас заснул, кажется!..

– И хорошо, пускай себе. Только тогда – услуга за услугу: у меня вот в этом кармане сотня должна лежать. Выньте, пожалуйста, и заплатите мне за мобильник, я вам номер продиктую.

Савва кивнул на стоявший невдалеке автомат и повернулся к ней левым боком, продолжая держать ребёнка двумя руками. Девушка неуверенно выудила из кармана его куртки купюру и покорно пошла к автомату, он – следом.

Там она выказала свою неумелость – впрочем, это объяснилось тем, что сама, оказывается, пока привыкла оплачивать телефон в кассе отделения Евросети – не всех их, получается, ещё позакрывали. Он терпеливо диктовал и подсказывал, на какие кнопки нажимать. Завершив, наконец, оплату, девчонка вложила ему чек в тот же самый карман. Потом, не выпуская его из поля зрения, загрузила все пакеты в коляску; привстав на цыпочки, поправила мелкому капюшон. Тогда они, наконец, двинулись к выходу – прямо семейная идиллия со стороны!

Позади остался проклятый ангар, шумный, яркий, бестолковый; впереди – тьма, разреженная фонарями, тишина, редко проезжающие машины. И непрекращающийся снежок.

– Вам куда, Юлия? – осведомился он, предполагая ссадить дитя на коляску, предварительно получив свой пакет, потом поздравить с Наступающим и распрощаться. Он был уверен, что они откуда-то из близлежащих домов.

– Нам… на ту сторону.

– За линию? В посёлок? Надо же, и мне туда!

Девушка бросила на него недоверчивый взгляд, снова заметно замкнувшись.

– Мне в Добролюбовский переулок. Я там живу теперь, с осени. А вы?

– На Полежаева, – не сразу вымолвила та.

– По-моему, это рядом где-то. С Серафимовича свернуть, да? Кстати, вы не знаете, почему все улицы сплошь писательские имена носят? Если не считать Ленина с Энгельсом, и ещё эту… Старых большевиков?

– Точно не знаю. Там, кажется, раньше писатели отдыхать любили…

– Но вряд ли Добролюбов с Полежаевым, – усмехнулся он.

Девушка обиженно сказала:

– Вы уже устали его нести, давайте пересадим…

– Пока ещё ничего. Как устану, скажу.

Они подошли к железной дороге. Опять со свистом пронеслась электричка, на этот раз не останавливаясь, мгновенно прошив чёрно-фиолетовое пространство золотой, чередующимися стежками, нитью.

Миновав переезд, двинулись по безлюдной – народ-то уже, поди, за столы уселся – Серафимовичевской…

– А вы, наверное, там… комнату снимаете? – робко поинтересовалась девушка.

– Да нет, приобрёл недавно в собственность. Часть дома. А вы?

– Я? Я тут… типа, квартирантка.

– А малыш-то, поди, хозяйский?