Юлия Тимур - Под сенью платана. Если любовь покинула

Весной, да именно весной, впервые увидела Элиф Мехмета: высокого и статного, со жгучими чёрными очами, такими чёрными, что казались Элиф чернее ночи.

И было ей тогда лет двенадцать, наверное. Сама Элиф уже и не помнила, сколько точно. Мехмет же в ту пору был уже вполне взрослым мужчиной – лет на семь старше Элиф – и помогал отцу в магазине, а ещё и учился, и на маленьких девочек внимания не обращал.

«Что же такое сделать, чтобы он заметил меня?» – думала Элиф и каждый день в то самое время, когда Мехмет по их улице возвращался домой после занятий, подолгу стояла в тени платана, надеясь попасться ему на глаза. Но каждый раз её подстерегала неудача: юноша торопился домой и проходил мимо, ни разу на неё не посмотрев. Но настырная девчонка не собиралась сдаваться! Поэтому в один из дней она решила забраться на само дерево, чтобы оттуда нечаянно упасть к ногам Мехмета. Не сможет же он тогда её совесем не заметить? Она выбрала ветку потоньше: ту, которая не выдержала бы веса озорницы и треснула под ней после того, как она её слегка раскачает. План ей показался весьма продуманным и, без сомнений, должен был увенчаться успехом.

И, наверное, так бы и вышло, но Элиф не учла высоту падения и, когда пришла очередь свалиться к ногам парня, ветка, как и было запланировано, сломалась – она полетела вниз и, приземлившись, сильно ушибла локоть и коленку, после чего залилась настоящим громким плачем.

***

– А вот и кофе! – с этими словами в комнату вошла Алия. – Может, и не такой, как варит хозяйка, но я старалась.

– Судя по аромату, хорош! – похвалила её Элиф.

Сибель опять закурила, но на этот раз Элиф уже не стала ей делать замечания. Она бы и сама с удовольствием затянулась сейчас сигареткой. Ей предстояло встретиться с прошлым. И пускай это прошлое – лишь потускневшие со временем фотоснимки в альбоме, но они заставляют её возвращаться к событиям тех лет, каждый раз заставляя переживать их заново. А сейчас к волнениям добавилась ещё одна причина: сегодняшняя встреча с прошлым должна случиться при лишних свидетелях. А лишним свидетелем была, разумеется, не в меру любопытная Алия. В общем, Элиф не на шутку разволновалась.

«Коли бросила курить, то снова начинать уже не стоит. Вот и Сибель не сдержалась однажды и выкурила одну сигаретку. Теперь опять курит. А ведь продержалась без этой привычки больше года. А мне и вовсе ни к чему – уже лет десять как без сигарет обхожусь», – подумала Элиф.

Женщины молча выпили кофе, отставили чашечки и приготовились смотреть фотографии.

Элиф не спеша подошла к тумбочке, взяла в руки тяжеленный альбом, наполненный её воспоминаниями, фрагментами из жизни давно ушедших, но дорогих её сердцу людей, с которыми, открыв уже первую страницу, им предстояло встретиться. А потом переходить от страницы к странице, от события к событию, прикасаясь к старым тайнам, незажившим по прошествию времени ранам.

Волнение повисло в воздухе: словно липкий туман распространился по комнате и окутал всех присутствующих в ней людей.

Но как только открылась первая страница, вместе с ней рассеялся и туман, и удивительным образом изменилось лицо самой Элиф – оно просветлело, даже бороздки морщин куда-то исчезли. Быть может, к нему прикоснулась спрятанная в альбоме и ревностно хранимая им молодость хозяйки альбома.

– Элиф, какая же ты красавица на всех фотографиях! – не удержалась от восторга Алия. – Хотя следы этой красоты немного сохранились, если хорошо приглядеться к тебе нынешней.

– Спасибо, дорогая, за твой комплимент, но всматриваться в моё лицо теперь нужно очень долго, чтобы заметить былую красоту, а это небольшое удовольствие, как ты понимаешь.

– Элиф, а кто это на фотографии, справа от тебя? Нильгюн? Ну конечно, я не могла ошибиться – такая роскошная блондинка. А рядом с ней, пухленькая, с озорным взглядом это Сибель? – не унималась Алия.

– Почему «пухленькой» должна быть именно я? Потому что сейчас я не слишком стройная? Нет, Алия, меня на этих снимках нет, – Сибель улыбнулась: её и раздражала манера Алии всё выспрашивать, и казалась забавной такая несдержанность в её возрасте. – На фотографии – сестра Элиф. Я познакомилась с Элиф гораздо позднее, когда вышла замуж, и мы с мужем и детьми переехали сюда.

Элиф продолжала листать странички альбома. Она не слышала замечаний Алии и, кроме самих снимков, ничего вокруг не видела. Прошлое с головой затянуло её в омут воспоминаний. Она снова оказалась в своём детстве. На снимке, прямо перед ней, она ела дольку мандарина. Сколько раз она мечтала съесть целый мандарин, и вообще – наесться манадаринами так, чтобы больше уже не хотелось. Но всегда плоды приходилось делить на троих, по количеству детей в семье, и всегда их было так мало, что наесться ими никогда не получалось

«Мандарины очень дорогие. И если их купить много, выйдет слишком дорого», – объясняла мать детям, деля плод на дольки и раздавая таким образом, чтобы каждому досталось одинаковое количество.

А теперь ешь, сколько хочешь. Но то ли вкус плодов изменился, то ли, когда много, и есть уже не хочется, а то ли в старости это стало не главным – наесться. И почему в памяти застряли такие глупые мелочи, пустяки по сути. А ведь отзываются они где-то в сердце болью, смешанной с теплом…

А между тем Элиф листала альбом и шла дальше, к слезам разочарования и синякам, которыми щедро награждала её сестра, когда между ними вспыхивали ссоры. На этой фотографии Элиф сидит на полу, за спиной пряча куклу. Они с сестрой часто ругались, выясняя, кто первым будет с ней играть. Доходило и до тумаков. А куклу им как-то принёс отец, обменяв её у соседа на банку меда. Мёд у них в доме всегда водился: у старшего брата отца была своя пасека и он снабжал мёдом всю родню. А вот игрушек у них не было, и они с сестрой часто с завистью посматривали на более счастливых детей соседа, отец которых по долгу службы ездил по разным странам. Из этих поездок он обычно привозил игрушки своим детям. Выменянная на банку мёда кукла имела такой потрёпанный и жалкий вид, что матери пришлось справить ей новое платье, отпоров от подола своей выходной юбки небольшую полоску материи. Когда мать надевала эту юбку, из-под неё теперь виднелась лодыжка. И отец из-за этой мелочи устроил матери гневное разбирательство: приличной Ханым* нельзя в таком коротком наряде выходить на улицу. Это позорит семью и вызывает пересуды. Элиф с сестрой, испугавшись гнева отца, тихо сидели на кухне и ждали окончания «серьёзного разговора родителей». Когда отца обуревал праведный гнев, он вполне мог ударить человека. Доставалось от него не только матери, но и им с сестрой иногда перепадало тоже.