Татьяна Кузнецова - Всё включено

В то, что кораллов здесь сто восемьдесят семь видов,

я готова поверить.

Хоть наш островок и чрезвычайно мал, мы не чувствовали себя совершенно заброшенными. Напротив маячил ещё один такой же, похожий на наш островок. Днём видна суша с шапкой пальм, ночью – нитка огней. Он не так уж и далеко. «Не вздумайте туда плыть, – предупредила нас соотечественница, – моему мужу едва хватило сил вернуться, когда он понял, что неверно оценил расстояние. А там такое течение между островами!»

Развлекали нас не часто. Однажды были устроены крабьи бега. То ли это было сделано в угоду отдыхающим, то ли – чтобы оживить работу бара. Заранее выловлены и помещены в банку крупные крабы. Каждый желающий мог выбрать понравившегося краба, на спинку которому прикреплялся номер участника состязаний. Можно взять нескольких крабов. На площадке, вокруг которой собралась нетерпеливая публика, от центра, как круги в воде от брошенного камня, разбегалось несколько окружностей, отсыпанных песчаными валиками. Смысл состязаний заключался в следующем: кто первым из вытряхнутых в центре крабов перевалит через валик последней окружности, тот и победил. Владельцам трёх победивших крабов полагаются призы – бесплатные напитки из бара. «Ван крэб – ван дринк», – выкрикивала весёлая аниматорша. По сигналу начались состязания. Под гиканье и вопли бедные крабы рванули, кто куда. Наиболее решительные двигались по радиусу, преодолевая один валик за другим, более осторожные плутали в пределах первой самой маленькой окружности, не решаясь преодолеть песчаную стеночку. Было шумно, весело. И уже не столь непреодолимыми казались языковые барьеры. Индийский, пакистанский, арабский, европейские языки звучали единым хором. Потом владельцы победивших крабов гордо пили свои дринки.

Однажды были устроены крабьи бега.

Стоя по пояс в воде, разговорились с француженкой, я – на корявом, она – на более совершенном английском, но понять друг друга смогли. «Кто вы?», да «откуда?».

– А Урал – это где? Это Сибирь?

– Нет, это горы между Европой и Азией.

– А-а-а…

– Здесь хорошо.

– Да, очень хорошо.

– Вы надолго?

– Шесть дней.

– И мы на шесть дней.

– Шесть дней достаточно, – сказала француженка с каким-то обречённым видом.

– Да, достаточно.

Шум прибоя и ветра в кронах деревьев постоянен. Его нельзя выключить. Особенно он слышен ночью. Вода плещется в трёх метрах под нашим окном. И от этого в темноте становится не по себе. Мало ли что придёт океану в голову? А островки возвышаются над водой всего на два метра. Теперь я понимаю, почему в этой стране нет преступности. Правоохранительные органы придумали самое страшное наказание для провинившихся – ссылка на необитаемый остров, туда, где нет никого, только ветер раскачивает пальмы. И от этого не утихающего ни днём ни ночью шума можно заболеть или сойти с ума. Другое дело отдыхающие. Они приезжают сюда добровольно, чтобы послушать именно этот шум, оторваться от сумасшедших будней и забыть все проблемы выматывающих мегаполисов. Но шесть дней достаточно. Достаточно.

Не дай бог узнать про эту историю кому-нибудь из молодых – засмеют! Но Лизе было не до смеха. Два года! Два года счастья и страданий.

– Никому не верь, что в семьдесят лет невозможна любовь, – откровенничала Лиза с подругой, – я и подумать не могла, что со мной может случиться что-то подобное.

Подруга предпочитала вежливо отмалчиваться. Ей как раз только что исполнилось семьдесят. Но дело было не в возрасте. Год назад не стало её мужа, унёс проклятый коронавирус. И мысль о том, что его может заменить какой-то чужой старик, казалась ей кощунственной. Все особи мужского пола в этом возрасте представлялись ей дряблыми, неопрятными, вынимающими свои зубы перед сном, чтобы положить их в стакан с водой. Сварливые, зацикленные на своих болезнях, желающие, чтобы заботились только о них, живущие прошлым, в сотый раз вспоминающие свои скучные истории или, желая блеснуть остроумием, в десятый раз рассказывающие затасканные анекдоты – вот таким виделось ей это племя. Ну уж нет, это не для неё. Может быть, некоторые из перечисленных признаков уже и начинали проявляться в её муже, но она этого не замечала. Все сорок восемь лет он оставался для неё Коленькой, всё тем же пацаном – весёлым гитаристом, хохмачом, с коротким колючим ёжиком. Только волосы почему-то стали совершенно белыми с голубым отливом. Ей не хватало сейчас только одного – не к кому было прижаться, чтобы засыпая чувствовать живое человеческое тепло. Ей стыдно было идти в театр без мужчины (будто она была голой), даже если рядом была подруга. Подруга ведь не станет надевать пальто на твои плечи и платить в театральном буфете за традиционный эспрессо с глотком коньяка и бутербродик с икрой. Переживания Лизы были ей непонятны и даже смешны, когда распираемая эмоциями та доверительно делилась ими с ней.

– Ну, давай развлекайся, – снисходительно говорила она, – ты у нас ещё молодая, тебе даже семидесяти нет.

– В этом году будет!

Дружба двух женщин насчитывала столько же лет, сколько длились и их браки. Но с новой силой она вспыхнула, когда не стало их мужей. Сначала – Лизиного, а через год – Вериного. Если Верин Коленька сгорел за две недели, то Лизин Пётр угасал долгие три года. Его сердце в каменном мешке с трудом гоняло кровь по телу, превращая его в неповоротливую стокилограммовую глыбу. Измученная, отчаявшаяся Лиза терпеливо несла свою ношу до самого последнего дня. Почерневшая и постаревшая неутешно рыдала над гробом. Поэтому многие, наверно, удивились, когда уже через два месяца после похорон стал наведываться к ней высокий, подтянутый, с интеллигентной бородкой мужчина. Боясь, что её могут заподозрить в чём-то непристойном, Лиза как бы оправдываясь, то одному, то другому рассказывала: «Это мой одноклассник. Золотые руки. Сколько он сделал мне всего в саду! Петя же три года там не появлялся. Я всё одна, одна, ну посажу, прополю… А там дел накопилось! Всё рушится. Мужские руки нужны» Уже поправлено покосившееся крылечко, налажена система полива, покрашены и выставлены в рядок бочки, но, несмотря на усердие одноклассника, дел в саду не убавлялось, а наоборот прибывало. Начатая накануне работа требовала продолжения. Стало быть, нет смысла тащиться на автобусе полтора часа до посёлка, где посреди шестнадцати соток высится красавец-дом, построенный его собственными руками, а на следующее утро – полтора часа обратно. Это же сколько времени потеряешь! И одноклассник Саша стал задерживаться у Лизы на денёк, а то и на два-три. Да и в квартире, оказывается, столько всего надо починить.