Эйрене Майская - Неочевидное, но вполне вероятное

В избе она постелила чистую простынь на длинный стол, рядом положила огромный наточенный нож и велела нести роженицу. Женщина зажмурила глаза и тужилась, от чего начинали лопаться сосуды и на слизистой оболочке глаз, и на лице.

Ощупав живот женщины, Маруся поняла, что дело плохо. Дитя заняло неправильное положение и лежит вниз попкой, а не головой. Стремительные потуги не прекращались. Ребёнок двигался наружу, и шансы принять его живым равнялись нулю.

Неожиданно потуги прекратились. В это время младенец уже наполовину вышел наружу. Видно было, что выше пояса его тело обвито пуповиной, наверняка закрутившейся на тоненькой шейке.

– Однако, придётся вынимать ребёночка через живот… Прохор! – крикнула бабушка кузнецу. – Кого спасаем? Жену? Сыночка?

– А обоих никак нельзя? – в ужасе вопрошал Прошка.

– Это невозможно!

– Сына! – в ту же секунду принял решение кузнец.

Маруся велела держать женщину за плечи, вставила ей между зубов какую-то осиновую щепу и, схватив нож, аккуратным резким движением рассекла живот и матку роженице. Она тянула ребёночка обратно из родовых путей к выходу через живот матери, которая уже потеряла сознание от болевого шока. Маруся распутывала пуповину, намотанную на шее плода, и чувствовала, что дитя уже неживое. Рождённый мальчонка был удушен, ещё продвигаясь к выходу естественным путём.

Она совершила ошибку, предложив отцу право выбора борьбы за жизнь между супругой и нерождённым сыночком. Она, «сильнейшая потомственная ведьма», не смогла никого спасти!

По заявлению кузнеца после этого несчастного случая бабушку забрали в милицию на допрос. Она обвинялась в причинении смерти по неосторожности и согласно УК могла быть наказана исправительными работами на срок до двух лет и более за двойное убийство, поскольку лишены жизни и роженица, и младенец.

Кузнец, сразу потерявший и жену, и ребёнка, грозился засадить её в тюрьму. Жители села, все как один, приняли сторону Прохора. Они уже не помнили всего добра, которое Маруся делала для них, всей помощи, которую знахарка в течение долгих лет оказывала, исцеляя старых и малых от любых хворей. Наоборот, в своих обвинениях они называли её страшной колдуньей, умеющей укротить даже стихию. Припомнилось также и её поведение в последние месяцы, когда она не принимала никого из больных, приезжавших к ней из самых разных уголков области. Шептали даже, что бабуля – оборотень, что на кладбище им довелось видеть, как, подпрыгнув и перевернувшись в воздухе, Маруся обратилась в волчицу, что она давно отреклась от Христа, продав душу самому дьяволу.

До начала судебного процесса Марусю на сутки отпустили домой, чтобы проститься с родными стенами и побывать на могилках родных. Сотрудник милиции из райцентра взял на себя такую ответственность. Он сохранил к бабуле доброе отношение, поскольку она когда-то спасла его дочь от глухоты. «Куда она денется»? – подумал милиционер и обещал утром прислать в село телегу за Марусей.

Затемно добравшись до села, временно отпущенная на свободу, бабуля подошла к избе и оглядела хозяйство, нажитое веками.

Как жить дальше? Уехать к дочерям в город?

Но ей так не по сердцу городская суета… Нет, здесь её место, здесь живут её воспоминания о счастливой семейной жизни с Мартином, здесь могилка её сыночка.

Она вошла в избу, легла на лавку и, прикрыв глаза, задремала.

Во сне к ней пришла бабка Прасковья. «Ты что это удумала, внученька? Знаю, знаю про все твои горести… Собирайся живо в город! Тебе родовую силу нужно передать внучке Ирочке. Способная она, в Вальпургиеву ночь родилась. Потомственной Ведьмой в тринадцатом поколении станет ОНА! Не медли! И лесом уходи в город, тайными тропами да болотцами…» – давала наказ моя прабабка.

Маруся очнулась от вещего сна и стала собирать нехитрый дорожный скарб. «Вот и пригодилась заплечная дорожная сумка, – думала она, аккуратно укладывая только самое-самое нужное. – Вещь удобная, главное, руки свободными остаются».

Присев на дорожку, чтобы навсегда попрощаться с отчим домом, Маруся ощутила присутствие душ всех близких ей людей, кто когда-то жил в нём.

Воочию перед ней стоял супруг Мартин, пропавший без вести на фронте, рядом с ним утонувший сыночек Володенька, чуть правее бабка Прасковья, дожившая почти до ста лет и передавшая ей ведьмин дар, далее стояли, прижавшись друг к другу, её родители, убитые неизвестными в голодные годы.

Когда трупы их были обнаружены в лесу одним из сельчан, страшная картина зверского убийства открылась перед мужичком. Тела лежали полностью обнажёнными, и с них были срезаны и куски мяса, и подкожного жира. Убийц не нашли. Голод временами лишал людей разума и сочувствия. Люди просто пухли от голода. Иногда в семье убивали одного ребёнка для того, чтобы выжили остальные дети и родители. В те времена в стране процветал каннибализм, а проще говоря, людоедство, но историки в дальнейшем постараются скрыть эти факты от потомков…

Маруся смахнула набежавшую скупую слезу и, простившись с душами рода, спешно отправилась по тропинке в лес. Необходимо было торопиться. Утром за ней обещали прислать телегу.

В это время кузнец, затеявший весь этот судебный процесс, никак не мог смириться с горем. Он видел, что Маруся вернулась в село, и решил, что её отпустили вовсе, что она никак не ответит за смерть дорогих ему людей. И тогда он задумал собственную расправу, осуществить которую должен был этой ночью.

Он разминулся с бабушкой всего на пять минут. Не заглядывая в избу и пребывая в полной уверенности, что Маруся внутри, Прохор подпёр дверь тяжёлым бревном и запустил «красного петуха». Дом стоял на отшибе у самого леса, и рисков, что пламя охватит соседние дома, не было никаких.

Огонь моментально разгорелся, и пожар охватил целиком и дом, и хозяйственные постройки на участке.

Маруся спиной почувствовала дурное. Она оглянулась и увидела, как за лесом клубится дым и рвутся языки пламени с того места, где стоит её изба. Картинка того, как это произошло, чётко обозначилась в её голове. Она не осуждала кузнеца. Она понимала его.

Бабушку не стали объявлять во всесоюзный розыск, посчитав, что она погибла при пожаре по неосторожности, от искры из печи…

Дело её закрыли. Нет человека – нет проблемы. Никакого расследования по пожару не проводилось. Останки тела найти на пепелище не представлялось возможным.

Ведьм, колдунов и даже тех, кто лечит травами, не хоронят на кладбищах. Не принято. За кладбищенской оградой на неосвещённой земле уже находилась могилка моей прабабушки Прасковьи.

Сердобольный директор совхоза, ставший когда-то первым бабушкиным пациентом, посчитал, что в этом деле должен быть учёт и порядок. В гроб кинули горсть пепла с пожарища и похоронили пустой ящик за кладбищенской оградой.