Иван Быков - Чревоугодие. Гастрономическая сага о любви

Период латания все еще был не закончен. Да и будет ли он когда-то закончен? В жизни мужа может быть неисчислимое количество «дуняш» – пока они не всплыли на поверхность. Но, раз проявившись, такая «дуняша» остается навсегда в отношениях, в жизни, в доверии супругов.

Уравновесить «дуняшу» может лишь какой-нибудь «серожа» или «григорий», но все известные ему «серожи» и «григории» были (чего скрывать?) слишком уж давно в жизни жены, а потому утратили актуальность, и даже если всех их накидать на одну чашу весов, всего одна нынешняя не вовремя всплывшая «дуняша» потянет свою чашу вниз, пусть в ней всего-то килограммов сорок пять.

Сколько же раз хотели разорвать муж и жена отношения – безвозвратно, навсегда. Но сказку удавалось пусть и не переписать, но вставить в нее новые главы так, чтобы последующее повествование лилось красиво, надежно и претендовало на счастливый конец, тот самый про «жили они долго и счастливо и умерли в один день».

Все мы закрываем глаза на недостатки своих партнеров. Или, чтобы избежать слова «недостатки», назовем их «неотъемлемыми особенностями». И раз открывшиеся глаза могут быть закрыты только волей, желанием и усилием самого зрячего. Что супруги и делали уже долгие годы. Видели друг друга, но со временем приобрели специальные вуали, световые фильтры, чтобы ненужное размывать, лишать контраста, а нужное делать более отчетливым.

Поэтому про «дуняш» – так называла супруга более или менее анонимных, но абсолютно неизбежных мужниных спутниц – он не врал. В планы холостой недели «дуняши» не входили. Разве что одна… Максимум две… Главное: не более трех. Тут же, как с алкоголем, когда мы бросаем пить: крепкий алкоголь не буду, но пиво-то можно; и не более трех-пяти литров в день, просто чтобы не истязать организм бессмысленными муками.

Нужно отдать должное главному герою этой греховной хмельной повести: не собирался он бросать ни «дуняш», ни выпить. Ведь все это (особенно в совокупности) значительно укрепляет семейные отношения. Наш герой был натурой целостной, несгибаемой и последовательной. Линкор бы пропил, чтобы флот не опозорить.

«Холостые» недели были для него одним из способов медитации. Таким образом он обнулял былое и думы, а потом мог возродить себя к жизни энергичным «младенцем», чтобы с новыми силами и новыми возможностями приступить к выполнению социальных функций, которых, надо сказать, он возложил на себя (или на него было возложено) немало.

Он готовился к перезагрузке, к переформатированию мыследеятельных систем. И делал это с опытным умением, изысканным вкусом, словно писал книгу, новую гастрономическую повесть. «Рыба», как сказали бы сценаристы, была подготовлена заранее, правлена и переправлена за годы беззаветных экспериментов, и теперь он по дням, ролям и репликам знал, как начать, как прожить и как закончить «Холостую» неделю.

Уже за месяц до заветного дня он озаботился ассортиментом винного погреба. Провел ревизию. Всегда с трепетным благоговением спускался он в эту святая святых дома. Прохладная полутьма, замешанная на легких запахах вин, сырости, дерева. Пыльные бутылки на полках, в картонных коробках и в деревянных ящиках. За каждой винной бутылкой – свой вкус, свой терруар, своя история.

И, спускаясь в погреб босиком по холодным ступеням коричневой плитки, как некогда Дороти-Элли выступала в своих серебряных туфельках по дороге из желтого кирпича, он медленно, одному такту, по одной паузе-цезуре на каждую ступень декламировал только что придуманные строки:

Уедешь ты, никто считать не будет

Бутылок выпитых грузинского вина.

Я позабуду, как выходят в люди,

И в доме воцарится тишина.

Не тишина – покой, где каждый шорох

В строку ложится иктом на излом,

Где каждый цвет, и вкус, и запах дорог —

Пронзительное соло о былом…

Едва все расселись, как служившие на пиру воины

взяли в руки роги для вина, сработанные искусными мастерами

и украшенные драгоценными каменьями,

и налили в них вино для героев.

Закружились головы у юношей, возвеселились духом мужи,

подобрели жены, мудрее стали барды.

Гибель Фениев

Освещалось это царство бога Диониса одним желтоватым фонарем. По стенам винного погреба были развешены тематические картины. Одни были подарены, другие куплены в путешествиях, третьи заказаны через интернет, четвертые презентованы самими художниками, пятые он написал самостоятельно в меру скромных художественных способностей.

Вот картина, где несколько бочек увиты виноградными лозами. А между бочками маленькие амфоры и треугольники дырчатого сыра. Все полотно было выдержано в коричневых тонах. Эту картину подарил местный мастер, художник и музыкант.

Вот четыре стула, в спинках которых отражаются ветхие крыши тбилисских домов. Полотно было совсем маленьким, преобладал красный цвет. Эту картину он купил в Грузии, долларов за тридцать, у самого мастера. И даже выдал экспромт в ответ, из которого сейчас помнил только:

Не холмы Грузии,

А люди, что лились

Своим простором и шальной хмельною высью,

Я им завидовал – люблю тебя, Тбилиси!

Грузины!

Я признаюсь вам в любви!

И подниму не рог, а глиняную чашу,

Что родилась из квиври – из сосуда,

Нет дна ему, нет! нет! не бочка наша!

А без конца наполненный бокал

И Ваш неподражаемый вокал.

Я предан буду,

Бесконечно верен буду.

Что-то там было еще – долго и вдохновенно, но памяти на большее не хватало. Зато он помнил еще грузинский нож, который висел тут же, рядом, на стене. И вот эти два рога для вина на подставке. И еще вот эти несколько бутылок чачи разной крепости и разных сроков выдержки с дарственными подписями изготовителя.

Еще был замечательный плакат советской эпохи. На нем стайка студентов с лыжами наперевес уходила в еловые горы, а у горной подошвы в коленопреклонённой позе стояла закупоренная бутылка водки. Водка взывала к студентам:

– А меня не взяли?

На что бодрые лыжники отвечали ей – естественно в рифму:

– Ты не мешай нам, отвяжись! Дороги наши разошлись!

Он всегда улыбался, глядя на эту пасторальную зарисовку. Если студенты просят бутылку водки отвязаться, значит, ранее она была к ним привязана. Как и студенты были привязаны к водке. Раз дороги разошлись, значит, некогда студенты и хмельной напиток шли рука об руку одной дорогой. Так спортивно-оздоровительно-туристско-агитационный плакат превращался в иллюстрацию временной завязки (потому что бывших не бывает) молодых алкоголиков.