Галина Одинцова - Письма прошедшего времени

И через минуту бабушкин голос уже с улицы

– Цыпа, цыпа, цыпа…

Тем временем непослушное тесто вновь «подрастает». И ему уже не хватает места в кадке. Его распирает так, что оно начинает сползать по стенкам деревянной посудины. А бабуля уже тут как тут. Ловко подхватив податливую массу, вытаскивает её из квашни на стол. Отрывает небольшие куски, подбивает их, посыпая мукой из мешка. Наблюдаю за бабушкой. Она не замечает этого, ей некогда смотреть по сторонам. И вот уже на столе выстроились круглые булки. Бабушка поглаживает рукой каждую бережно, ласково. И без остановки что-то шепчет, шепчет…

Перекрестив заготовки, накрывает их широким рушником. Чистит ножиком квашню, крошки бросает в бак с едой для животных. Веником из полыни сметает невидимый мусор в совок, стряхивает его в топку. Вокруг чистота и порядок —ни одного лишнего предмета, ни одной лишней вещи. Ухватом бабушка достаёт из печи чугуны. Снова кочергой поправляет жар в печи, отодвигает его подальше. Бросает горстку муки на горячий под. Если мука загорается, значит, рано ещё хлебушек в печь ставить, сгорит. Кладёт на широкую лопату капустные листья, посыпает их мукой и аккуратно выкладывает подросшие буханки. И так, по очереди, все они отправляются в печь. И через некоторое время в доме пахнет свежим хлебом! Горячим хлебом. Вкусным. Настоящим хлебом. Этот аромат никуда не денется из памяти. Он живёт в каждой клеточке моего организма.

Бабушка ни минуты не сидела, я не видела, когда она ела. Видимо, и ломоть хлеба на столе, который клевала шустрая несушка, был приготовлен для завтрака «на ходу», но пути к другим делам и хлопотам. У бабушки одно дело плавно переходило в другое, дополняло первое, продолжало его. Она делала всё сама, своими руками. И так, на ногах, целый день – у плиты, в огороде, во дворе, возле многочисленных животин, которые узнавали бабушку по голосу, по шагам, по запаху. Время рядом с ней было густым, долгим, ароматным, имело свой неповторимый запах, атмосферу, ауру тепла и покоя.

Сейчас такого времени нет. Оно чаще всего пустое, короткое, холодное, безвкусное… Его наполнили неживые предметы, ставшими такими необходимыми,– телефоны, компьютеры, кофе-машины, хлебопечки и прочие «руки», которые отняли у нас наши собственные руки, тёплые и умелые. Но иногда я стараюсь вернуть мизерные кусочки той далёкой атмосферы в свой дом, беру большую кастрюлю, сею туда муку, замешиваю тесто на опаре, пеку пироги. И в доме оживает воздух, он наполняется невидимой аурой любви, счастья и ностальгии по далеко ушедшему детству, в котором все были живы, здоровы и счастливы…

Письмо 26. Про вареники

Какое замечательное слово – вареники. Мягкое, нежное, тёплое. Я помню первую встречу с варениками – именно встречу, незабываемую, яркую. Они лежали в огромном сером алюминиевом тазу, крепко прижавшись друг к другу: влажные, блестящие, толстопузые, с творогом. Деревенская бабушка Елизавета вытряхнула из глиняной крынки густую сметану, постучала ладошкой по пузатым бокам горшка, чтобы убедиться, что этот жирный ком выскочил весь, обтёрла указательным пальцем края посудины иоблизала его, сочно причмокивая. Подошла тётка Мария. И женщины, взяв с двух сторон тазик, начали его трясти. Тряска продолжалась с минуту. Вареники подпрыгивали вверх, пританцовывая в воздухе, и возвращались в таз, щедро укутанные кремовой густой сметаной. И тут же таз с этой красотой занял почётное место в центре длинного стола.

На столе в алюминиевых и глиняных мисках красовались разные угощения – солёные огурцы, помидоры, квашеная капуста, тушёная картошка с огромными кусками свинины. На деревянных досках – сало, нарезанное крупными шматами и густо посыпанное чесноком. Но меня больше всего волновал таз и его содержимое. Не успела я наглотаться слюны, как в комнату внесли ещё один тазик. Бабушка зачерпнула черпаком из бидона, стоявшего на полу, топлёного масла и шмякнула его в новую порцию вареников.

– Це с капустой и картохой. Усё уместе! Кому що достанэться.

Потрясла тазик так, что вареники кувыркались в нём как угорелые! И разлеглись в этом масляном изобилии, блестя и изливая удивительный аромат. Но это было не всё! Тётка Мария вошла с большой кастрюлей, а в ней, в этой кастрюле, были те же вареники с картохой и капустой, но залитые топлёным салом. И гора шкварок, загорелых, ещё шипящих, возвышалась, словно шапка из бараньей шкуры, кучерявая и плотная.

– Варэники, – восхищённо прошептал отец. И я повторила вслед за ним это волшебное слово. Отец никогда, до знакомства с тёщей, не ел вареников. Москвич, выросший на гречке и щах, не представлял себе, что может быть такое изобилие вкусной еды, ни разу не пробованной им. И он млел… Я видела его блаженное выражение лица и застывшую от удивления улыбку. И мне не терпелось поскорее начать поедание этих неизвестных на вкус вещей.

И вот все уселись за стол. Никто не торопился начинать трапезу. Сначала тосты – взрослые любят долго говорить, держа стакан в руке. А я подпрыгивала от нетерпения, но мама сдерживала мои порывы, дёргая меня то за косу, то за руку. Ей хотелось показать, какие мы городские и интеллигентные. Ведь папа у нас – военный лётчик, для деревни – герой!

После тостов все потянулись за закусками. Я схватила огромный вареник в руку. Он, скользкий, горячий, ароматный, не влезал весь в рот, а я запихивала его одной рукой, а вторая уже тянулась за следующим, с другой начинкой. Я, десятилетняя городская девочка, после дальней дороги из Москвы в Амурскую область наплевала на все правила приличия, давилась, получала подзатыльники, но ела, ела, ела…

Мне очень нравится лепить вареники. Смотреть по телевизору хороший фильм, и заниматься этим незамысловатым делом, раскатывая лепёшки и заворачивая в них разные начинки. И первое знакомство с этим деликатесом обязательно всплывёт в памяти. И в сотый раз я рассказываю близким, как объелась варениками, впервые увидев их. Но нисколько не разлюбила это блюдо. Наоборот!

Письмо 27. Про блины

С утра сегодня жарила блины. Или пекла? Как правильно, не знаю. Первый блин получился. И я его по кусочку, по кусочку съела, пока жарился второй. Мама говорила, что первый блин надо отдать хозяину в доме.

Но, пока хозяин спал и не ведал, какой ждёт его сюрприз, я воспользовалась моментом. Люблю тишину, когда вожусь с тестом. Этому меня бабушка Елизавета научила. Рецептов знаю несметное количество. От бабушки, от мамы, от подружек, из собственной фантазии. Но далеко моим блины до тех, бабушкиных. Настоящих, ароматных. До сих пор помню эти послевкусия и запахи.

Бабуля блины пекла разные: они у неё и на опаре, и на горячем молоке, и на воде выходили бесподобно вкусными. Но самое главное, они были абсолютно другими. Не такими, как нынче у меня. Как бы я ни старалась, никогда не получаются те блины, блины из детства.