Надежда Нелидова - Агорафобия

Была так называемая площадка для самоубийц, желавших с комфортом свести счёты с жизнью. Человек выпивал бокал хорошего вина (бонус от заведения), заказывал любимое блюдо и любимую мелодию. Рассеянно выкуривал последнюю сигарету, стряхивая пепел в бездну под ногами. Задумчиво покачивая башмаком, любовался на горизонт, где огоньки города сливались со звёздным небом… Красиво, чёрт побери: любой каприз за ваши деньги.

Затем вставал на выступ с прорезиненным покрытием (чтобы не поскользнуться и не оконфузиться в самый ответственный момент) – и сигал в черноту ночи. Не подозревая, что в метрах пяти внизу уже бесшумно выполз готовый принять его в свои объятия упругий тент…

Сюрприииз! Ну, конечно, дежурил штатный психотерапевт: отдельные клиенты слабее после такого аттракциона нуждались в его услугах всю жизнь.

Также (по слухам, господа, по слухам!) за отдельную плату тент мог и «забыть» выползти. В этом случае у подножия башни, якобы, ждал дворник со шлангом замывать асфальт. Дежурила частная «скорая»: констатировать смерть и подбросить тело к какой-нибудь городской многоэтажке.

На самой высокой 260-метровой точке располагалась смотровая вышка «С высоты птичьего полёта». Здесь неистовый дружище-ветер рвал, надувал пузырями одежду, сбивал с ног… Клиенты в весёлом ужасе перекрикивали гул ветра, цеплялись друг за друга и за низенькие, ходящие ходуном символические перильца.

И ещё было много всяческих аттракционов: Фрумкин умел выжимать копейку из камня – не то, что из высоты.

***

Первым закрыли аттракцион «Привидение» после того, как в тёмном коридоре исчез пьяненький гость. Его нашли случайно: из-под отвалившейся штукатурки высунулся истлевший кусок брюк. Привидение – он же отставной спившийся актёр муниципального театра – на допросе сознался, что замуровал гостя заживо.

Правда, в суде он кричал, что не виновен, но… Преступники все это в суде кричат. Его поместили в психиатрическую клинику, откуда он сбежал – и буквально растворился, растаял, ещё раз подтвердив, что был рождён для роли привидения.

Благодаря вызубренной роли, он прекрасно знал внутреннее устройство Башни и подземных коммуникаций, и был неуловим… В скором времени вскрылись странные – не по своей воле – случаи падения клиентов с «площадки самоубийц». Фрумкин замял инцидент, но тучи над его бетонным детищем сгущались.

Слухи о таинственных смертях в Башне распугали клиентуру. Индустрия экзотических развлечений пошла на убыль. Потом одну истерзанную в хлам бизнес-вумен, старушку с голубыми волосами, как у Мальвины, вытащили из зубов робота-акулы. Поролоновые акульи зубы были тут не причём: её будто провернули в мясорубке.

Башню распорядились закрыть. Фрумкин недолго горевал о пропавших миллиардах и удрал за границу, от греха подальше.

***

Созвали экстрасенсов на мистическом ТВ-канале. Они договорился до того, что объявили башню символом разрушенной социалистической экономики. Якобы за неё мстит некий идейный сумасшедший язычник и приносит жертвы своей могучей поруганной богине.

Заезжий знаменитый маг, в свою очередь, организовал на радио цикл передач о злобном гомункуле-убийце. Его породил не появившийся на карте, канувший в доперестроечной дымке город-призрак.

Однако люди продолжали исчезать в Башне Аттракционов совсем не призрачно. Кажется, маньяк и впрямь имел к башне слабость, скучал о ней. Дабы не распространять панику, местным СМИ запретили упоминать башню в криминальных новостях. Но это лишь подогрело слухи.

Передаваемые из уст в уста подробности зверств обрастали такими деталями, от которых у нормального человека съезжала крыша. Ясно было одно: несчастным, попавшим в лапы серийного убийцы, оставалось молить о как можно менее мучительных и более скорых смертях. Увы, судя по данным судмедэкспертиз, они растягивались для бедолаг надолго.

В моду вошло носить на шее, вместо медальонов, капсулы с порошком «Антиманьяк». Якобы в растворимых капсулах находился то ли быстродействующий яд, то ли золотая доза наркотика – на случай, если душегуб утащит тебя в своё логово. Ам – и лапки кверху, и ты уже с того света гримасничаешь и дразнишь распухшим лиловым языком обескураженного маньяка: э-э, что, обломилось, псих?

Капсулы можно было достать только на чёрном рынке, и ценились они на вес золота. Хотя, скорее всего, в них был насыпан толчёный мел – поди, проверь. Не исключено, что неугомонный Фрумкин из-за границы делал на поставке антиманьячных капсул очередные бешеные деньги.

Власти, что называется, расписались в собственном бессилии. Город прочно оккупировал страх.

Нужен был человек, который бы сколотил вокруг себя группу таких же отважных сильных людей, организовал что-то вроде народной дружины. Объявил на маньяка народную охоту.

***

Ветер посвистывал в башенных окошках-бойницах, раскачивал остатки скрипучих лесенок и тросов, трепал сухой бурьян вокруг. Громоздились вывороченные бетонные глыбы, опутанные торчащей ржавой арматурой… Вот что осталось от гигантской, величиной со стадион, градирни и корпусов ТЭЦ.

Когда-то Фрумкин с умыслом оставил их как внешние декорации – и не прогадал. Гости из-за бугра цокали языками и щёлкали на мобильники величественные и ужасные останки социалистического колосса. Лучшего места для съёмок фантастического фильма о ядерном взрыве или падении метеорита было не найти.

Я предложила женщине укрыться от ветра внутри башни. Мы точно ступили внутрь гигантского часового механизма. Здесь навсегда застыли громадные ржавые шестерни, маятники и пружины, когда-то приводившие в действие головокружительные фрумкинские аттракционы.

Что-то из гнилой капиталистической роскоши было вынесено, что-то сломано. Выпотрошенные бархатные кресла, обломки барных стоек из полированного красного дерева, бронзовые завитки канделябров, куски мраморных статуй… Всё это напоминало сухопутный «Титаник», раздавленный не айсбергом, а Его Величеством Временем.

Бетонные стены, кажется, ещё хранили отголоски недавних весёлых ночей. Эхо оживлённых возгласов и кипения шампанского, обрывки музыки, стук бильярдных шаров. В пыльных тенётах запутался обворожительный женский смех…

Моя спутница боязливо вздрагивала и озиралась при громком хрусте битого стекла и извёстки под каблуками. Оглядывалась и повторяла: «О, не стоило нам сюда приходить».

Видя, что я продрогла, нерешительно предложила горячий кофе. Поболтала остатки в маленьком термосе:

– Осталось с работы. После той трагедии по ночам стойкая бессонница. Днём, если себя не подстегну, с ног валюсь.

***

Тёплым майским днём вместе с другими родителями она сидела в сквере перед школой. Ждала, когда на крыльцо с весёлым весенним гомоном выплеснутся выпускники с алыми лентами через плечо – вместе с ними её Максимка.