Ирина Мартова - Одинаковые

Другой раз, плавая в реке, хулиганки решили напугать местную малышню и спрятались за камышами. Как только ребятишки-дошкольники вошли в воду, девчонки завыли страшными голосами, застонали, заскрежетали… Дети кинулись врассыпную, а один из них, поскользнувшись на мокром берегу, упал и сломал руку. Что было после, о том история умалчивает, но родителям их пришлось несладко: ходили извиняться, писали объяснительные, носили подарки семье пострадавшего.

Мама Настены долго плакала, стыдясь соседей, ругала дочь, объясняла и требовала… Настя, опустив голову, обещала так не поступать, хотя в глубине души удивлялась, с чего вдруг поднялась такая буча.

Люська так и вовсе выразилась коротко и ясно:

– Подняли панику. Сами виноваты. Шуток не понимают.

С возрастом девчонки утихомирились, стали спокойнее, разумнее, добрее. Дружба их, родившая в первый день учебы, до сих пор жила и процветала.

Люська, мечтающая о карьере артистки, все-таки не рискнула поступать в театральное училище, трезво оценив свои способности. Собрав вещички в чемодан, она самостоятельно отправилась в областной центр и отдала документы в культпросветучилище. За время учебы подрабатывала и официанткой, и домработницей, и няней…

Работы Люська не боялась, но несправедливости терпеть не могла, поэтому долго на одном месте не задерживалась. Зная, что не сможет промолчать, сто раз давала себе слово не лезть в чужие дела, прикусывала себе язык, когда чувствовала, что вот-вот сорвется, но ничего не помогало. Если кто-то в ее присутствии поступал не по совести, она, не сдержавшись, рубила с плеча то, о чем другие молчали. Людям это не нравилось, ее одергивали, делали замечания, увольняли… Она плакала, опять клялась себе держаться до последнего, но всякий раз, заметив подлость, хитрость или нечестность, вступала в бой, отстаивая нарушенную справедливость.

– Чего ты лезешь? – укоряла подругу Настя. – Тебя кто-то спрашивал? Тебя это совсем не касается…

– Да это же скотство, – возмущалась строптивая Люська. – Как так можно?

– Значит, можно, – пыталась унять ее Настена. – Какое твое дело?

– Но это паскудство полное, – Люська гневно топала ногами. – Если человек ответить не может, разве можно с ним так поступать?

– Боже, тебе хоть кол на голове теши, – устав с ней бороться, отмахивалась Настя. – Ты ж ничего слышать не хочешь…

Училась Люська три года. На занятия в училище ездила на трамвае. Ехать приходилось долго, и она, войдя в трамвай, всегда старалась занять место у окна. Прильнув к стеклу, с любопытством осматривала город, изучала улицы по ходу своего маршрута, разглядывала лица пассажиров. Как-то ее внимание привлек такой же рыжеволосый, как она, парень, который сидел в кресле водителя. Серьезный и сосредоточенный, он внимательно следил за дорогой, с пассажирами не беседовал, ни на что не отвлекался. Однако было в его облике что-то такое милое, смешное и трогательное, что девушка, однажды выделив рыжеволосого водителя из безликой толпы, уже не могла отвести от него глаз.

Впервые увидев его, она тут же пересела поближе и всю дорогу, как завороженная, его разглядывала. Рыжий парень, не замечая странную пассажирку, спокойно делал свое дело: объявлял остановки, открывал и закрывал двери, следил за движением.

Несколько дней подряд после их первой встречи девушка долго стояла на остановке, дожидаясь нужного трамвая. Внимательно глядела на водителей очередного вагона, но рыжего парня встречала нечасто. Возможно, он работал на других маршрутах или его рабочие смены не совпадали с ее графиком.

Люська почему-то расстраивалась и с завидным упорством продолжала ждать его появления. Привыкшая мыслить образами, она мысленно стала называть незнакомца Грибком, потому что на его кабине была наклеена яркая копеечная репродукция, изображающая лесную поляну, усыпанную грибами. Эта дешевая картинка вызывала у Люськи умиление и напоминала ей дорогие сердцу деревенские места.

Теперь дорога в училище и обратно стала напоминать некий квест: девушка, отправляясь в путь, загадывала, встретит ли сегодня Грибка. Она терпеливо ждала очередной трамвай и пыталась заранее угадать, кто сидит за рулем.

Но потом Грибок пропал. Прошла неделя, вторая, третья… Он все не появлялся. Подъезжающими трамваями управляли то женщины, то грузные дядьки, то молодые парни, но обаятельного рыжего Грибка никто не мог заменить. Люська даже загрустила, словно потеряла нечто важное и осязаемое.

Но ведь человек только предполагает, а Бог располагает… Мы только мечтаем и планируем, а судьба уже все просчитала и решила за нас.

Как-то, зайдя в супермаркет, Люська на входе буквально лоб в лоб столкнулась с рыжеволосым водителем. Остолбенев от неожиданности, она остановилась, создав «пробку» в дверях. Покупатели заволновались, зашумели, а она, перегородив проход, все стояла и стояла, улыбаясь во весь рот.

– Что такое? Проходите, девушка, – Грибок удивленно глянул на нее. – Простите, мы знакомы?

– Да, – она глупо хихикнула, – знакомы давно и близко.

Парень совсем растерялся, жутко покраснел, боязливо оглянулся на толпящихся рядом прохожих.

– Давайте отойдем… Освободите дорогу.

Они вышли на улицу.

Слово за слово, и разговор, словно ниточка, потянулся, закрутился, смотался в клубок… Робко вспыхнули недомолвки и улыбки, намеки и надежды. Полуслова сложились в предложения, а они обросли целыми фразами. Все, что не произнесли губы, досказали глаза и прикосновения.

Они познакомились, стали общаться, встречаться, сближаться. И, к удивлению друзей и родителей, месяца через четыре поженились. Люська, получив, наконец, так страстно желаемое, сразу успокоилась.

Перебирая его рыжие волосы, она нежно целовала избранника в рыжую макушку и любовно шептала:

– Грибок мой ненаглядный! Представляешь, какие дети у нас получатся? Как лучики солнца. Рыженькие, веснушчатые, озорные, словно солнечные зайчики!

Новоиспеченный муж к ее словам относился без энтузиазма.

– Что ты, Люсьена, какие дети? Дай хоть молодостью и свободой насладиться в полной мере! Нет, к детям я еще не готов, жертвовать ради них ничем пока не хочу!

Сердце у Люськи испуганно екало, но она, прижавшись к мужу, робко продолжала гнуть свою линию:

– А когда будешь готов?

– Чего пристала? – Грибок откидывался на спину, довольно ухмылялся. – Разве плохо тебе со мной? Зачем нам еще какая-то обуза?

Люська, затаив дыхание, переваривала услышанное и, несмотря на свою сумасшедшую любовь, пыталась протестовать:

– Разве дети – обуза? Как же без них? Для чего жить-то без детей? Для чего?

Грибок мгновенно раздражался, досадливо отворачивался к стене и сразу засыпал, а Люська, глядя в потолок, долго маялась без сна и смахивала непрошеные слезы разочарования.