Ольга Голицына - Завтра ты увидишь рассвет

– Понимаю. Мария, кто вы по образованию?

– Журналист… Но я ни дня не работала по профессии.

– Почему?

– Я писала в газеты, когда проходила учебную практику, но принципы работы мне не понравились. Там редактор решал, о чем писать. Никому не было важно, что думаю я сама. И приходилось делать, как сказано, выражать конкретную идею, задачу, даже если было неинтересно. При этом еще укладываться в определенное количество знаков, от которого зависел размер гонорара… И тогда, и сейчас я уверена, что это все убивает творчество. И делает из него ремесло. Мое отношение к текстам другое…

– Какое? – Светлана чуть откинулась на спинку дивана, удовлетворенно заметив, что в области воспоминаний Маша словно расслабилась, смягчилась. Глаза заблестели – отлично, это признак пробудившейся энергии!

– Мне всегда хотелось рассказывать про людей, специалистов в какой-то отрасли, умных, целеустремленных. И говорить о них так, как я хочу, как вижу.

– Хм, интересно! А сейчас вы что-нибудь пишете?

– Да, у меня есть небольшой блог. Я там пишу иногда.

– Про людей?

– И про людей в том числе. Если удается встретить вдохновляющую историю. А так мысли свои пишу, стихи…

– Стихи? Здорово! Дадите потом ссылку на ваш блог? С удовольствием почитаю.

– Ну да, если хотите…

– Подлить вам чаю горячего?

– Да нет пока, спасибо.

Светлана поняла, что разговорить Машу будет труднее, чем она думала. Наверно, с вопросом про стихи и почитать немного поторопилась – гостья как-то вмиг угасла. Надо исправлять ситуацию, что-то предпринять.

– Вы уже были в нашем саду?

– Еще нет…

– Наши гости любят там гулять – там не так жарко. И пруд есть с рыбками. Давайте сходим?

– Сейчас?

– Ну да, а почему нет? Прогулки полезны для здоровья.

«Зачем ей это все? Что она от меня хочет? Зачем я на это все подписалась? Сидела бы спокойно дома, – нет же, сама создала себе проблемы», – снова и снова спрашивала себя Маша. Отказ от прогулки прозвучал бы грубо, поэтому ей нехотя пришлось принять предложение. Она сердилась на себя, на Светлану – такую изящную, деликатную, улыбчивую, – на ситуацию, но деваться было некуда.

В саду и правда было хорошо. Тихо, спокойно. По обеим сторонам аллеи росли яблони, они уже отцвели – значит, скоро должны появиться плоды. Маша повела плечами, словно освобождаясь от тяжелых мыслей, выпрямила спину. Странно: идти рядом с этой цветущей Светланой и сутулиться ей показалось невозможным.

– Приехали бы вы чуть пораньше – застали бы этот медовый аромат, – сказала Светлана, оглядывая деревья. – А какие цветы! Я каждый год любуюсь и никак не могу привыкнуть. Вот здесь у нас пруд для рыбок. Девочки-сотрудницы предлагают еще уточек завести – не знаю пока, не решаюсь. Но, похоже, они все-таки меня уговорят.

– Да, уточки – это хорошо… – Раздраженная Маша явно не собиралась облегчать спутнице жизнь.

– Присядем в тенечке? – сказала Светлана, кивая на скамейку, стоящую под одной из яблонь.

– Давайте присядем.

– Устала немного, если честно, от каблуков. Целый день еще на ногах – надо отдохнуть. Подумать только, а когда-то ведь я мечтала о них!

– О каблуках?

– Ну да. Когда после рождения сына просидела дома четыре года, отвыкла совсем от женской обуви. Все как-то больше кроссовки… ну, или что-то другое без каблуков.

Маша не верила своим ушам. Вот уж кого-кого, но представить именно Светлану сидящей дома четыре года, без каблуков, макияжа, прически у нее совершенно не получалось! Разве она не просыпается уже при полном параде?

Светлана, уловив реакцию Маши, легко улыбнулась и продолжила:

– Да, сыну долго не давали садик. Ну, вы же знаете, как у нас с этим туго. Хотя, может, сейчас что и изменилось в лучшую сторону…

– Только если немного…

– Да? Ну хорошо. Маленькие шаги – это же тоже шаги. А я вот тогда без садика не могла выйти на работу. Да, честно говоря, не очень-то и хотела. Мне нравилось проводить время с сыном. Только вот муж все чаще интересовался: когда уже я начну работать, – мол, ему одному тяжело нас содержать. Намекал, что пора бы уже мне заняться чем-то еще, кроме дома и ребенка…

Светлана вздохнула, задумалась, тень тревожных воспоминаний на миг мелькнула в глазах, и Маша вдруг увидела совсем другую женщину. Такую же уязвимую и ранимую, как она.

– А у вас как было с садиком? – спросила Светлана, будто очнувшись.

– Да вот знаете, хорошо. Максимке исполнилось три года в мае, и буквально через пару недель нам позвонили – сказали, что можно приезжать за путевкой. Я уж тоже готовилась к долгому ожиданию, а все как-то быстро решилось.

– Но на работу вы не вышли?

– Нет. Я до декрета работала в государственном надзорном органе и возвращаться туда не хотела, да.

– Почему?

Маша ответила не сразу. Чуть помолчав, начала говорить медленно, тщательно подбирая самые точные слова.

– Ну, как бы это сформулировать… Пока с Максиком в декрете сидела, отдохнула от этих всех отчетов, проверок, интриг. Они, конечно, на любой работе есть, но сама работа в государственной структуре для меня была трудной. Потому что это система, а ты в ней – винтик. Ничего не решаешь, ничего не стоишь. Уйдешь – легко заменят другим. Там нет места творчеству, душевным порывам. Только строгие, сухие регламенты. Мне было там душно. Во всех смыслах. Постоянно открывала окно – не хватало воздуха. И моей душе не хватало жизни, живых эмоций. Мне хотелось быть клиентоориентированной, но чиновнику это не положено. Есть срок – делай в этот срок, и без исключений, словно если мы выдадим ответ немного раньше, какие-то основы мироздания пошатнутся… И вот это постоянное «Маша, ты же госслужащий, ты не должна ни с кем возиться»… Я сейчас говорю это и думаю: как же странно, когда тебя ругают за проявление человечности…

Светлана кивнула.

– Понимаю. Мне поэтому тоже было трудно в банке. Там, конечно, клиентоориентированность, наоборот, поощрялась, но людей всегда приходило так много, что при всем желании индивидуальный подход не получался. В этом мы с вами похожи: нам интересны люди как люди, а не просто как имя и фамилия, да?

– Да! Но вот что интересно. Что бы я ни думала об этой работе, а увольняться было волнительно. Одно дело – говорить, и совсем другое – делать. Я, помню, забрала свою трудовую, увидела вот эту запись: «уволена с государственной гражданской службы…» – и только тогда поняла, что все на самом деле серьезно. С этого дня я безработная. Никаких запасных аэродромов, никаких планов. Не самые приятные ощущения…

– А близкие как отреагировали? Поддержали или говорили: «Зачем же ты уволилась, в наше время так сложно найти работу, а у тебя такая хорошая должность была…» Ну и все в таком роде.