Георгий Асин - По законам тайги

– С ума сошел, куда ты?! – закричали в толпе, но Снежок уже исчез за огненной стеной.

– Ты что, милый, ты что творишь? – прошептал отец Дмитрий, едва удерживая рыдавшую Татьяну. Он начал истово молиться, просить Всевышнего о милости и помощи.

– Господи, Господи, Боже милосердный, спаси и помоги, Господи! Прошу тебя, Господи, прошу, помоги, пожалей ты нас, грешных, не оставь своей защитой! Господи, прошу тебя, помоги!!! Помоги Снежку, дай ему вызволить дитя малое из огня…

Отец Дмитрий закрыл глаза, прижимая к себе теряющую сознание Татьяну…

Огонь охватил дом со всех сторон. Горящие бревна загудели. Вот, сейчас…

И в тот момент среди сельчан вырвался единый возглас, словно произошло чудо-чудесное.

Священник открыл глаза и не поверил…

Из пламени выбежал Снежок, осторожно держа в зубах пеленку, в которой был завернут плачущий ребенок. Едва пес подбежал к людям, как пылающие бревна рухнули, взметнув в небо гигантский сноп огня.

Татьяна с криком бросилась к Снежку и, схватив на руки невредимое дитя, опустилась на колени, прижавшись к собаке, слегка опаленной пламенем. Люди молчали, лишь был слышен тихий плач малышки да огненный гул.

…С той поры прошло несколько лет. Снежок, как и прежде, ходил в церковь. Люди, приезжавшие в село, прослышавшие про местное чудо, желали своими глазами посмотреть на красивую собаку, без которой никогда не начиналась церковная служба. Снежок, как всегда, скромно садился у дверей, и отец Дмитрий, улыбнувшись верному другу, тихо шептал:

– Ну что, Снежок, начнем?

2018 г.

Будешь жить!

Всю ночь валил снег, укутывая продрогший город в белые одежды. Город, словно покорно принимая данность суровой зимы, притих, замолчал, перестал шуметь и пронзительно сигналить, казалось бы, нескончаемой вереницей автомобилей. Зима пришла в город тихо, подула поземкой, подморозила дороги, покрыла ледяным панцирем тротуары, вдохнула в души закутанных в шубы редких прохожих медлительность и сонные грезы о домашнем тепле и чашке горячего чая.

Щенок окончательно замерз, не в силах больше протянуть и метра. Свою маленькую, доставшуюся такими мучениями и страданиями жизнь, он научился измерять расстояниями. Шумный и разноликий город был опасен и непредсказуем. Повсюду сновали люди, по дорогам носились чадящие дымом автомобили, разноцветно светилась и искрилась реклама… Город кричал людскими голосами, пронзительно сигналил машинами, пугал щенка своим бешеным ритмом и аляпистой круговертью. Каждое пройденное расстояние, если ему не доставалось от кого-то, не оборачивалось мгновениями страха, щенок считал подарком судьбы, прибавляя к своей тяжелой жизни немного светлых минут. Все равно щенок, оставшийся без матери, братьев и сестер, ушедших навсегда под ударами гогочущих, злобных и жестоких подонков, искренне верил всей своей крошечной душой и сердцем, что он не существует, а живет. Да, он ест, не когда хочет, а когда получится что-нибудь раздобыть или, может быть, кто из жалости даст ему немного еды. Да, он спит не в теплой корзинке, а на сырой земле, в подворотнях. Да, он не гуляет с удовольствием, а бежит, опасливо оглядываясь, рискуя нарваться на какого-нибудь душегуба или попасть под колеса летящего автомобиля. Но все равно, он принимает эту жизнь и не существует, а живет!

Но эта морозная зима, тихо и спокойно пришедшая в город, ударила его жестоко и беспощадно. Все вокруг заиндевело, замерзло, покрылось льдом, и тяжкий холод сковал его крошечное тельце. Щенок, так за весь день не отыскавший даже засохшей корочки хлеба, почувствовал, как жизнь покидает его. Не осталось больше сил бороться за себя, не осталось сил отчаянно цепляться за каждый день, доказывать себе что-то. Да и больше не хотелось…

Щенок, отсчитывая метры жизни, отрешенно брел вдоль многоэтажного огромного дома, пока не свалился на лед возле какого-то подъезда. Ну вот и все… Наверное, это блаженство – уйти, подняться ввысь и, укутавшись белым и пушистым, как вата, облаком, заснуть сладко и безмятежно. Щенок закрыл глаза, и горячая слеза упала на тротуар, превращаясь в льдинку.

… – Ты что это?! А ну, не смей умирать! Не смей!

Девушка, вышедшая из дома за булкой хлеба, подхватила тельце щенка и прижала к себе, а потом, приложив ухо к груди, услышала едва слышное биение сердечка.

– Жив! Будешь жить, слышишь меня?! Будешь жить!..

Позабыв про хлеб, ангел-спаситель побежала с просыпающимся щенком обратно в дом, туда, где тепло, где есть горячее молоко с кусочком сахара, где будут любить, заботиться, туда, где его ждет новая семья…

2019 г.

Вместе до победы!

Санек с Джеком, как могли, отбивались от пяти рассвирепевших подонков, решивших поживиться новеньким мобильником парнишки, дней пять назад как дембельнувшегося из срочной армейской. Немецкая овчарка и ее шустрый и жилистый хозяин бились жестко и отчаянно. Санек с выбитыми зубами, заплывшим глазом – все лицо в крови, да Джек с разбитой пастью и надорванным ухом дрались кулаками, лапами, когтями, ногами, кусались, рвали и метали, но метр за метром наступали на свору уличных беспредельщиков, славно и удачно шли, хорошо шли, пока какая-то тварь со всего маху не бросила парнишке в лицо кусок кирпича. Он закричал от боли, схватился ладонями за разбитый лоб, и меж пальцев заструилась алая кровь. Он со стоном опустился на одно колено, словно оглушенный. До Санька как будто издалека доносились крики и ругань шпаны, рычание Джека, его скулеж, а потом он вновь получил удар по голове, потом еще, еще и еще, проваливаясь куда-то, в бездонную пропасть.

…Санек восстанавливался долго. Поначалу все думали, что он и вовсе не выживет после такого. Матушка его, Екатерина Петровна, чуть ума не лишилась, когда увидела, что на сыне единственном места живого нет. Да и пес его, верный Джек, был не лучше – по ходу, ему еще и лапу переднюю перебили. Но потерявшего сознание, лежавшего навзничь Санька он защищал до последнего, видать, поэтому парнишку добить и не смогли. Долго врачи вытаскивали парня на этот свет, то он оживал, то вновь умирал. Но все же жизнь одолела смерть – так Бог хотел…

… – Ну и морда у тебя! – попытался засмеяться Санек, глядя на Джека с забинтованным ухом и все еще отекшей пастью. Санек с натугой закашлялся, резкая боль вступила в срастающихся ребрах. Пес положил голову ему на колени и тихо заскулил.

– Ладно-ладно, не жалуйся, – произнес Санек, поглаживая пса по голове. – Ты мой хороший, хороший… Спасибо тебе, родной, за то, что спас меня… Никогда, покуда жив, не забуду. Слышишь, Джек? Никогда, пока я жив, не забуду… А этих тварей мы найдем, обязательно найдем. Дай время…

Пес зарычал глухо, словно в груди его клокотала яростная лава, готовая сжечь все на своем пути. Джек не видел в этот момент глаза своего хозяина, сузившиеся жестко и страшно. В глазах правнука славного казачьего атамана метались призрачные тени, словно демоны, призывающие мстить без пощады и жалости…