Вадим Егоров - Дыхание того, что помню и люблю. Воспоминания и размышления

Еще один яркий фильм: франко —итальянско – голливудский, но о времени накануне Великой Французской революции, с острыми в прямом и переносном смысле сценами фехтования – " Скарамуш», где главный герой Андрэ Моро, становится лучшим фехтовальщиком всей Франции, чтобы отомстить некоему маркизу де Мэйну за гибель своего друга. Отличный фильм, но много жарких поцелуев крупным планом. Мама мне, как бы извиняясь, говорила: " Закрой глаза!»

От оперного театра справа стоит красивый жилой дом, в народе называемый Домом артистов. Там и правда немало жило, возможно, что и сейчас живет, артистов свердловских театров. Какие хорошие магазины располагались на первом этаже этого дома! «Полуфабрикаты», где продавались вкусные заварные трубочки с кремом, шоколад и шоколадные конфеты, какао, чай и кофе с молоком. Там хорошая продавец в белом кружевном кокошничке, увидя меня, лучезарно улыбалась и дарила- вручала мне конфету «Белочка»! И снова, и снова! Когда мама очень приветливо, тактично, благодарно попыталась за конфету заплатить, добрая фея также ласково, но решительно отказалась от этой компенсации. Я потом не раз вспоминал эти поистине прекрасные, вкусные моменты! Далее располагался магазин «Подарки», где продавались столовые сервизы, столовое же серебро, сумки, перчатки, зонтики, подносы и шкатулки, которые действительно могли бы послужить кому угодно замечательным подарком! Наконец, просторнейший, напоминавший чем-то Елисеевский гастроном, магазин хлебобулочных изделий с расписными потолками. Там продавались и булочки с марципаном, глазурью, маком, и самые демократичные за пять копеек свежие пирожки с повидлом! На работе у бабы Жени был коллега Александр Степанович, передававший иногда мне приветы и конфеты. Так я почему-то считал, что фамилия его Марципанов. Но не Марципанов точно. В Венгрии Лиза дочка моя посещала Музей марципана. Наелись там со знакомой молодежью нашей всяких вкуснятин!..

Стройки и, соответственно, экскаваторы в хрущевское время были всюду. Вижу как сейчас июньский день шестьдесят четвертого года за мостом на Малышева – строится здание Малышева 101 – будущий свердловский ВНИИТЭ… Бульдозеры и ветер вздымают золотистую песчаную пыль. С включенным двигателем стоит большой экскаватор. Экскаваторщик на минутку спустился из кабины на землю о чем-то переговорить со своими. Папа просит разрешения подсадить меня в кабину. Экскаваторщик смеется, он не против. И вот я сижу в какбине, держусь за вибрирующие рычаги, вдыхаю запахи бензина и солярки. Называйте как хотите – кайф, даже оргазм, если это допустимо в отношение мальчишки младшего дошкольного возраста! Мне больше нравились экскаваторы с ковшом от себя, чем с ковшом на себя. Наверно, потому что эта разновидность встречалась реже. Впрочем, это намного реже не только у машин, но и у людей. А еще мне нравилось, когда экскаватор качал на тросе тяжелую кувалду. Уж потом мне стало жалко старые сносимые постройки. А тогда я был в восхищении!» В летнее время, разумеется, я много времени с радостью проводил на улице.

Глава двенадцатая. Во дворе и дома

Летом шестьдесят четвертого, а тем более- шестьдесят пятого я уже хорошо знал ребят нашего двора, живущих в нашем доме. Кроме, вроде, уже упомянутых мной Кирюши, Севы Кондрашина, Паши Глушкова, Саши Нестерова, Ларисы Кушнер, Лены Вдовкиной, Алёши и Вани Мосиных, Лёши Мамонтова, Ольги и Алёнки Симоновых, Илюхи и Радика Шариповых, Сашки Макарова с сестрами, Андрея Вербова, Вовы Крысанова, Люды Колобовой, Вити Яговитина. С удовольствием произношу имена ребят и прошу извинить меня за какие —нибудь на сей счет повторы. Сюда нужно добавить Сашу Штинова, Андрея Бегичева, Наталью Кобякову и Веру Рогалёву, Виталика Бабченко, ребят постарше – братьев Лены Вдовкиной Вову и Женю, Лёшу Павловского, Сашу Ионина, Володю и Алёшу Алёхиных, братьев Катаевых, Таню Черепанову, сестер Тарасенко.

С шести лет мои сны стали ярче. Раз мне снился сон, как папа сделал мне грузовик из глины в натуральную величину. И я с высокой горы несусь на этом грузовике. Справа от меня в глиняной кабине сидит Люда Чащина. С девушкой на скорости!)) Сон был при этом очень хороший, без всяких двойных смыслов. Я проснулся с радостным чувством.

В реальности же были и огорчения. Вот мы идем июньским жарким полднем с бабой Верой на Шарташский рынок. Я спрашиваю бабу Веру: " А сколько тебе лет?» – «Сто два, "– отвечает она. – " Так это ж еще не так много» – подбадриваю я ее. – " Это много, скоро умру "– не хочет подбадриваться прабабушка. -" Да живут и по двести лет!» – восклицаю я, вспомнив прочитанный мне в садике рассказ про какой-то старый якорь, пролежавший на дне двести с лишним лет.– " Двести лет не живут» – отрезает баба Вера. -«Живут, живут!» – не унимаюсь я и готов уже плакать. Она, успокаивает меня, и соглашается со мной. Заодно говорит, что ей всего-то семьдесят два. Ну, это уже несравненно лучше!) На Шарташском рынке баба Вера мне купила игрушечную деревянную пушку на манер Царь- Пушки с внушительным, длиной сантиметров тридцать стволом, внутри которого был очень сильный боек на пружине. Вставляешь в ствол деревянное ядро – размером с бело- шоколадный шарик «Рафаэлло» – оттягиваешь боек с деревянной – как у шила- красной ручкой на конце, отпускаешь, он бьет со всей силы в деревянное золотого цвета ядро и оно летит. Улетело б далеко, но привязано шелковой нитью к жерлу ствола. Пушка была цвета морской волны, на деревянных колесах. В тот день я где-то на рынке подцепил ангину и заболел. Баба Вера остановилась о чем-то поговорить с моим приятелем Сашкой Штиновым, а я уже с трудом дошел до подъезда и еле ее дождался. Температура была высокая, но скоро прошло.

Была у Сашки Штинова почти настоящая (!) металлическая салатного цвета машина с педалями. Садишься и едешь. А еще у Сашки Штинова была очень хорошая бабушка. Мы обсуждали с ней русскую историю и русскую культуру во дворе. Немного полноватая, больше от возраста, со светло- голубыми глазами и убранными назад седыми волосами, очень обычной красной кофте. Сашина бабушка производила впечатление самой простой женщины, но умный внимательный взгляд и взвешенная четкая речь выдавали в ней сразу человека непростого. С ней мы разговаривали о Ломоносове и не только о нем. Незадолго до этого папа откуда-то из мастерской своей принес мне изрядно потрепанный учебник истории для седьмого класса средней школы какого-то сорок девятого года под редакцией академика Панкратовой. В учебнике были непритязательные, но очень выразительные черно- белые иллюстрации. Начало было оторвано, вместе с обложкой, и все начиналось с Ивана Грозного. Мы с бабой Верой как коршуны бросились на эту книжку и читали, читали, пока не прочитали до самого конца. С тех пор я полюбил историю всем сердцем и стал как-то ощущать исторический путь нашей страны.