Вадим Егоров - Дыхание того, что помню и люблю. Воспоминания и размышления

Перед поездкой мама мне говорила: " Москва, Красная площадь, Третьяковка! Увидишь папиных сестер – тетю Полину и тетю Марию! Полина – такая красавица! Какие у нее русые косы!» И вот мы поехали в шикарном мягком вагоне сверкающего чистотой поезда Свердловск- Москва. Ехали весело, с очень хорошими лет шестидесяти женщинами. Одна была пополнее и на вид попроще с рыжевато- седыми назад волосами, со мной разговаривала весело и с интересом. Рассказывала мне сказку про Иванушку-дурачка, но когда он еще не стал, как во всех остальных наших сказках, самым умным и ловким, а был и вправду дурачком, лохом, как сказали бы мальчишки на сегодняшнем слэнге. Ему объясняют, что он не так сделал, ведь надо так-то и так-то. «А, понятно!» – говорит он. И в следующий раз применяет этот совет к совсем другой, совсем неподходящей, ситуации. Ой, и смеялись же мы! И вторая женщина, худощавая, интеллигентная, в круглых роговых очках на верхней полке справа, тоже ввернула короткую, но смешную историю. Так что доехали, можно сказать, на одном дыхании.

На Ярославском вокзале нас, горячо обняв и расцеловав, встретила тетя Полина. Очень хорошая, глаза некрупные, чуть болотного цвета, но смеющиеся, искристые. Худенькая, остроносая, волосы назад, заплетены пучком, как у многих тогда. Одета в темно- синий, почти мужской, пиджак с острыми вверх лацканами. Голос тонкий, негромкий, с приветливым юморком доброго, жизнелюбивого человека. Мне тетя Поля понравилась сразу, правда, ничего общего с маминым словесным портретом в ней точно не было.

Москва шумела многолюдьем, летняя, всегда щедро мытая поливальными машинами, большая, облицованная коричневым гранитом основаниями домов нна Горького, державно – имперскими интерьерами станций метро. Чудесная подземная сказка. Наш советский Град Китеж, веками грезившийся народу не только на дне Светлояра, но всюду в озерных, речных и морских отражениях. И врагу никогда не добитья, что б склонилась Твоя голова, дорогая моя столица, золотая моя Москва!…

…. Мне сразу понравилась Коммунарка. Всё вокруг цвело и благоухало! Тетя Поля жила в двухэтажном благоустроенном доме на первом этаже. Работала птичницей, была настоящим передовиком производства. Птичницей- отличницей! Прекрасно и задорно танцевала. Они с мужем, Александром вроде бы, к этому времени уже разошлись. Он, военнослужащий, пожарный, участник войны, нашел себе женщину на стороне, тетя Поля узнала и прогнала супруга. Жила с сыном Славкой, тогда ему было тринадцать, скоро четырнадцать. Окончив школу, он уехал в Москву, работал экскаваторщиком, женился и обзавелся детьми. Всегда дружил с Шасталовыми, старшей папиной сестрой и ее семьей, жившими в Крёкшино. Взгляд у Славки острый, немного недобрый, лицо узкое, чуть с ухмылкой, глаза какого-то болотного цвета, несловоохотлив, бежевый джепмер, чиркает своим взглядом как перочинным ножичком. Мама спросила Славку про жизнь, сколько ему сейчас, показала меня. Он был с приятелями, отвечал кратко, хотя старался быть вежлив. У них с тетей Полей прямо под окнами дома были грядки, и тетя научила меня дергать морковку.

Я хвастался тете Поле своими рисунками в специально данной мне для рисования школьной тетрадке, она отвечала:" Хорошо, только рисуй больше людей, а не только котов с пистолетами!)» Она купила мне в подарок маленький фильмоскоп, в который заряжаешь диафильм и смотришь внутрь, вращая рычажок. Так я посмотрел диафильм «Горячий камень» по А. Гайдару. Там мальчишки, играя где-то в поле, нашли волшебный камень с надписью» Кто закатит этот камень в гору, тот начнет жизнь заново». И они предложили этот камень (он был горячий, как бы как живой, волшебный ведь!) одному отличному старику! Но он, поблагодарив ребят за заботу, категорически отказался. Он достойно и отважно прожил свою длинную жизнь. И шрам от казацкой шашки на лице – память о былом!

Чуть позже я узнал и прекрасную» Сказку о мальчише Кибальчише»…«Нам бы только день простоять, да ночь продержаться!» Подумать только, в ту пору прошло только сорок четыре – сорок пять лет от окончания Гражданской войны. Будь жив сам Аркадий Гайдар – ему было бы всего шестьдесят. А мальчишу Кибальчишу – чуть за пятьдесят!.. Тетя Поля очень привязалась к нам, а мы с мамой – к ней. Но вот в один из дней за нами приехала Таня Шасталова, дочь тети Марии – папиной старшей сестры. Оптимистичная, веселая, при этом – с каким-то внутренним достоинством, не зря потом она стала провизором и каким-то аптечным начальником в Апрелевке- Таня была очень симпатичной. Голубые глаза, светло- коричневые с хорошей стрижкой волосы, правильные мягкие черты, стройная -в синем вельветовом сарафанчике, с легким румянцем на щеках – всем своим обликом Танюша словно говорила: " Жизнь прекрасна!» Вот мы присели на скамеечку, вокруг благоухает подмосковное лето и Таня говорит: " А хочешь, я тебе песню спою!». – «Давай», – отвечаю я. И она поёт: " У самого синего моря со мною ты рядом, со мною. И солнце светит, и для нас с тобой целый день поет прибой!».. Она поет, покачиваясь в такт и даже шестилетнему мальчишке видно, что она влюблена!..Потом мы идем к водоему, немного вечереет, я кидаю в воду камешки. И слышу, как неподалеку седой худой дед с удочкой, в плащ- накидке что-то нам кричит. Ни одного слова не разберу! А Таня смеется: «Ругается, что рыбу ему распугали!» Не мудрено, что с такой лексикой я не был знаком!)) Мы еще качались с Таней на качелях. Потом, тепло простившись с чудесной тетей Полей, мы уехали из Коммунарки в Крёкшино. Тетя Мария с мужем дядей Васей и дочками – Таней и Валей – занимали половину довольно большого деревянного одноэтажного дома на две семьи с садом и огородом. Валя очень хотела меня увидеть, но она была в пионерлагере, и встреча тогда не состоялась. Я играл с хорошей девочкой, дочкой соседей по дому и двумя мальчиками, все мои ровесники. Однажды, помню, к нам подошел дядя Вася, слегка навеселе, и стал говорить, что покатает нас на машине по окрестностям. «А Вадьку не возьмем!» – вдруг ни с того, ни с сего добавил он.

Дядя Вася, Василий Прокофьевич Шасталов, участник войны, старшина запаса, работал водителем грузовика в здешнем совхозе. Это был вовсе не простой шофер, а умный, рассудительный, хорошо знающий историю и разбирающийся с политике сорокапятилетний человек, работавший до этого водителем по доставке продуктов и т. п. в дачи членов правительства. Привозил продукты и все необходимое на дачи Молотова, Маленкова, Кагановича. Рассказывал про оранжерею с лимонами на даче Молотова, каменную дачу Микояна. Он имел живые карие глаза, сам называл себя хохлом (хоть и фамилия чисто- русская), был чуть кругловат и невысок ростом. С хорошим юмором, но чуть подсмеивающийся. Помнит, как в войну проходили по Свердловску, по улице Чапаева. И как первый раз увидел папу моего, художника- студента: в военном кителе, через плечо планшетка, в стальном пенсне и …завитого! На последнем курсе папа пижонил – волосы завивал шестимесячной завивкой – перманентом. Хорошо, что хоть фиксу на зубе не носил!))