Оганес Мартиросян - Достоевские дни

– В книгу Пушкина входите вы, с Лермонтовым иначе, то есть наоборот.

– Литература – еда: проза – каша, мясо и суп; поэзия – гарнир и вообще: семечки, орехи, чипсы, сухарики, гренки, кольца кальмара; проза – водка, коньяк; поэзия – пиво, вино; драматургия – консервы: скумбрия, килька, шпроты, икра, говядина, свинина, тунец: банка – театр.

Сергей ушёл, ФМ посидел за столом ещё и сам двинулся в вечное: в горы – в Санкт-Петербург, вне квартиры, себя.

«Зимой Расторопша мёрзла. Собирала на работу друга, закутывала его, клала термос и бутерброды в рюкзак, сама одевалась, надевала шубейку, тёплые штаны, валенки, варежки, шапку и выходила на улицу. Танцевала возле лотка. Смотрела на детей, спускающихся с горки. Завидовала им. Потому каталась сама иногда, поглядывая на прилавок, чтоб ничего не украли. Вечером встречала друга, обнимала его, целовала, стряхивала снег с него. Дома пили чай, друг смотрел телевизор, Расторопша писала заметки о просмотренных мультфильмах и фильмах, отправляла в газеты. Ничего не печатали. Но она не отчаивалась: искала другие издания, советовалась с другом, сочиняла новые вещи и рассылала их: мало ли, вдруг возьмут».

Встретился с Николаем, выпил с ним кваса, вспомнил Воланда, его перетруженные руки, сжимающие трость и поющие «Битлз». Николай предложил покататься на конях, потому они двинулись на ипподром и там впитали в себя лошадей, их копыта, крупы и кровь.

Через час он уже был один, читал «Литературную газету» на лавочке, был недоволен ею, не находя в ней себя, листал зло и легко, смотрел на портреты, пробегал глазами стихи. В общем, вёл себя как Наполеон до своего рождения. Ну, и смотрел на девочек иногда, шествующих почти голыми, одетых лишь в Питер, Россию и мир. Парни в этом смысле радовали одеждой из «Мира как чудо», «Аризонской мечты» и «Помнишь ли ты Долли Белл». Очень сильно дышал, будто впитывал в себя строки и буквы газеты, но на самом деле был человеком гор. Дом – это антология, состоящая из авторов – квартир с содержимым – людьми. Частный дом, коттедж – издание одного автора. Стены – переплёты, обложки. Литература кругом. Потому надо говорить: «Я написал „кровать, люстру, стол или шкаф“». Воскрешение – переиздание, только и всего, просто пока запрет, так как он не вечен. Поставил борьбу на телефоне, посмотрел финалы чемпионатов мира текущего года, будто сам вышел на ковер, размяв руки и ноги, чтоб устремиться к ним.

«Друг был дома в выходной день, Найдёныш пошёл в библиотеку, а когда возвращался, к нему подошёл мужчина и пригласил в кафе. Расторопша объяснила, что не хочет, и двинулась к дому. Незнакомец пошёл следом за ней, напугал её, зашёл с нею в квартиру, где она объяснила другу, что не знает этого человека. Друг захотел прогнать его, завязалась драка, выскочили соседи, мужчина ушёл, оставив другу синяк. Найдёныш встревожился, сделал компресс другу, уложил его на кровать и сел рядом, вздыхая и шмыгая носом. Не думая ни о чём, помимо себя и друга, лежащего на спине. Друг уснул вскоре, его телефон зазвонил. Найдёныш взял его осторожно, решил ответить на вызов и услышал в динамике женщину. Та звала друга. Расторопша ничего не сказала, просто положила смартфон рядом с другом и начала собираться. Взяла чемодан и узелок и пошла к выходу. В подъезде её поймал проснувшийся друг. Он не позволил Найдёнышу уйти, объяснял, что это с работы, но Расторопша хотела идти. Друг не выдержал, дал страшную клятву о верности, и Найдёныш задумался. Друг обнял его. Найдёныш затих и позволил увести себя назад. Дома он сделал другу новый компресс и ушёл на балкон курить, чтобы прийти в себя».

У подъезда на лавочке сидела Надежда, она была в шортах, в футболке, с зачёсанными назад волосами.

– Я знала, что ты придёшь.

– Неожиданно.

– Где был?

– На ипподроме.

– О, лошади – это звук: никого, ничего нет, только цокание копыт.

Они прошли к нему, Фёдор налил Наде сок, сам выпил тоже и обнял свою подругу. «Чипсы и сухарики – старики, у них большой срок годности, они почти в вечности, они живут очень долго; именно в стариков превращают продукты, чтобы они не портились. Молоко киснет быстро. Старость антоним смерти». Понял при этом, осознал блокадный Ленинград как огромного и умирающего Гоголя, представшего в виде города: смерть писателя и гибель ленинградцев имела одну причину, один корень и одну суть. Надежда немного тосковала, намекала, что он непутёвый слегка, потому что мог бы больше писать, издаваться, увести её, создать семью. Фёдор на то пожал плечами, сделал яичницу и разделил её между собой и Надей, съели, выпили банку пива на двоих, унеслись в другой конец Вселенной, прочитали её как текст, конец этот свернули и выкурили, роняя искорки звёзд, вернулись и поцеловались.

Час спустя Надежда ушла, Фёдор поехал на встречу со Львом, встретил его на Фурштатской улице, зашёл с ним в кабак, взял водки и бутерброды с луком и колбасой, по салату, сел с ним вдвоём, сжал виски, растёр их и произнёс:

– Воскресение о том, что есть ещё суббота и понедельник, иначе: тело окружено головой, половыми органам, руками и ногами. Между ними и идёт битва из века в век. Писатель, голова отрезана от Грузии и Армении – рук – и воюет с Шамилем, долгие сорок лет, а точнее – веков.

Лев выпил, закусил, зажевал, загрустил, но всё понял – не изнутри мира и себя, а снаружи, окружая мыслью весь мир. ФМ оглянулся: восточные бородатые лица, Армения, Иран, Пакистан.

«Найдёныш сидел в углу и вязал, когда на него напала икота. Он сходил на кухню, выпил воды – не прошла. Зажал нос, досчитал до десяти – не помогло. Постучал по груди – только усилилась. Так и просидел два часа, пока всё не закончилось. Он перекрестился и продолжил свой труд».

Фёдор повертел в руках бутылку, прочёл, что она из Индии, удивился тому, но ничего не сказал. Водка пришла из Азии, заглянула к нему, к прочим людям, ко Льву. Он написал:

«Найдёныш пошевелил ножками в тёплых вязаных носках, убедился, что они на месте, стал размышлять, рассуждать: я человек, кушаю, живу, люблю, пью молоко, работаю, имею своё дело, пишу „б“ вместо „п“, люблю друга, он любит меня, всё у нас хорошо, не хватает ребёнка, мы не умрём».

Лев произнёс:

– Футбол – это когда ты бьёшь головой по мячу и в ворота летит голова, уступив своё место мячу. Футбол – это литература.

– Я тоже подумал так.

– Есть легендарные фильмы – «Кровавый спорт» и «Кикбоксер»: в них Ван Дамм противостоит Чонг Ли и Тонг По, но в жизни иначе: в ней Чонг Ли сражается с Тонг По, и Ван Дамм дерётся с собой.

– Я тоже так думаю.

– Сегодня вечер Ивана в библиотеке имени Пушкина.

Через час они были на месте, сидели в креслах, слушали автора «Аси».

– Для меня звёзды – подсолнухи, – говорил он, – я собираю с них пыльцу, делаю мёд и продаю его в виде букв – «Дворянского гнезда» и «Отцов и детей». Я вообще много пишу, дышу и курю. Делаю книги, как делают лохов. Сотворяю незыблемое. Есть книги целиком из масла, мёда и хлеба. Есть из «Форда», «КамАЗа» и «БМВ». Есть из руки, ноги и головы. Есть из «Утренней зари», «Падения кумиров» и Ecce Homo. И есть из Ван Гога, Рембрандта и Дали.