Надежда Алланская - Капелька. История любви

– Нет.

– Тогда, почему вы считаете, что он знает об этом? – недоумевала она.

– Он просил моего согласия, молил меня о возможности подойти к Нате, хотя не догадывался о ее недугах, и мог это сделать, как он блестяще делал, и без меня. Но он счел своим долгом испросить мое прощение, прежде чем коснуться любви. Я сказала ему, что она – это все, что есть у меня. Самое дорогое и родное мне существо. Что она моя… дочь.

Я была в ужасе, я хотела, чтобы он остановился, я понимала, что он может ненароком обидеть мое дитя. Но он был глух к моим словам.

Он сник и испугался всего на секунду, услышав, что она моя дочь, но потом он забыл обо всем на свете и молил встречи с нею, одновременно прося, вымаливая у меня прощения…

Я испугалась еще больше. Я готова была растоптать, стереть его с лица земли, но я не могла, не могла теперь остановить его. Он уже стоял и был в одном порыве. Я знала, знаю его. Он ничего не боится. Как психопат. Он всегда был таким.

И тогда я решила назвать ее имя. Я знала, что это остудит его. Но я представления не имела как. Я кричала, не помня себя, как он может любить ее, если он даже не знает, как ее зовут. Он был уже почти не здесь, когда я произнесла ее имя…

Вера встала. Заходила по комнате. Остановилась.

– Он… был, словно ранен. Вот, когда в кино показывают, что человек убит, но еще не понимает этого…

Я видела реакцию мужчин, влюбленных в мою девочку, узнававших о ней правду. Они цепенели, мрачнели, смущались, краснели, покрывались пятнами…, но это было что-то другое. Я не поняла. Я не смогла ничем помочь ему. Я говорила, пыталась объяснить что-то, но он не слышал, не видел, не понимал…

Он был, словно пьяный, нет, словно оглушенный…, я привела его в номер. Это было тихое помешательство, тогда подумала я. Я оставила его одного. Он закрылся на ключ. Я слышала. Я ушла. Ночь стала для меня кошмаром.

– Вы думали о нем? – Изольда с состраданием глядела на измученную, смертельно уставшую, но далеко не старую, а молодую женщину, которая давно поставила на себе крест.

– Нет. Ната стонала. Во сне.

– Как стонала? – не поняла Изольда.

– Тихонечко и дышала прерывисто.

– Вы думаете, она что-то чувствует… к нему? Я имею в виду, она чувствует, что кому-то плохо. Чувствует через вас.

– Она же его не знает. Как она может чувствовать, что плохо тому, кого она не знает? – Вера почти стонала.

– Но ведь он думает о ней, а она может улавливать мысли, которые мы не можем ощущать, – рассуждала Изольда.

– Вы так считаете? – Вера задумалась.

Она вспомнила, как Ната, бегающая по зеленой траве неожиданно остановилась, и личико ее было направлено туда, где стояли они. Она тогда подумала, что она почувствовала, что на нее смотрит мать, но ведь первым на нее смотрел Ренат.

– Да, да…, может быть, все может быть, – словно в тумане соглашалась Вера. – Но я не понимаю, что с Ренатом?

Она взглянула на Изольду и поняла, что Изольда сама мучительно ищет ответ на этот вопрос.

– Они оба никого не подпускают, – вдруг испуганно зашептала Вера. – Он оградил себя немой стеной, а она…, она толкает, отталкивает всех от себя. И Яна, и меня…, она толкается… Никто не учил ее этому.

– Вера, присядьте, отдохните. – Изольда встала. Начала не сразу. – Я должна открыть вам правду. Я встречалась с профессором…, ну, не важно, с кем. Он отказался делать операцию. Наотрез. Он сказал, что я сама скоро перестану и видеть, и слышать и без его вмешательства. Я слишком древняя, Вера, чтобы могла что-то передать в дар этому несчастному дитя.

– Вы?! – Вера задохнулась. – Вы хотели пожертвовать собою?! Я никогда, никогда не допустила бы этого!

Изольда подошла к ней поближе.

– Вы, Вера, и не узнали бы об этом никогда. Я ведь хотела отдать всего по одному органу. Бедная девочка, зачем ей то, что скоро снова отомрет? Но дело не в этом. Далеко не в этом, моя дорогая Вера. Профессор, которого все считают сумасшедшим, открыл мне великую тайну.

Он сказал, что Бог знает, что делает. Что Бог никогда не лишает всего. Он видел, какие аномальные явления скрываются в организме человека, как организм приспосабливается к тому, что ему дано от природы, то, что не терпит вмешательства извне и кончается летальным исходом, если сделать так, как у других, как у всех.

Кто сказал, говорил профессор, что нужны все органы? Разве мало на свете людей, которые не видят и не слышат, имея чудесное, исключительное зрение и абсолютный слух. А некоторые говорят так, что лучше бы онемели.

Вам хорошо рассуждать, ответила я, имея все. Все не имеет ни один человек, возразил он. И вдруг остановился. Он взял меня за руку и сказал, что может мне все-таки назвать одного человека, который счастлив более чем кто другой.

Я замерла. И он сказал, что это… ваша девочка, сказал он. Если вы, конечно, сами не посеете в ней сомнения.

Я еще приходила в себя, когда он продолжил о себе. А я, просто сказал он, могу умереть в любой момент, потому что у меня не свертывание крови. Но и это мелочь по сравнению с тем, что я не могу быть… отцом. Я так и умру навеки, не оставив на свете ни одной своей кровиночки. От самого безобидного нечаянного маленького пореза, укола я просто роняю кровь по капельке на землю, потом струйку, иногда мне не хочется ее останавливать…

Изольда смолкла, глубоко задумалась. Вера сидела растерянной.

– Если хотите, я увезу ее с собой, – прервала молчание Изольда.

Вера испуганно смотрела на старенькую седую женщину, принявшую глубоко в сердце ее горе.

– Я уже давно хочу отойти от дел, – продолжила она. – Я богата, вы знаете. Я оставлю завещание, за ней будет уход, присмотр и после моей жизни. У нас с этим строго. У меня есть личный врач. Не один.

– Я умру без нее, – откликнулась Вера. – В тот же день.

– Хотите, я заберу вас обеих? Простите, что мне сразу не пришло это в мою старую бестолковую голову. Я просто подумала, что вы так молоды, вы еще сможете иметь настоящую, крепкую семью, детей…, – Изольда осеклась, увидев, как Вера съежилась.

– Вера, я старая, больная, вздорная старуха. Я не знаю, что я могу сделать для этой маленькой славной девочки. Я просто вижу, что за эти три года она стала необыкновенно хороша. Настоящая повелительница человеческих сердец – воплощение мечтаний. Она завладевает всеми, кто только однажды видит ее.

Вера, я не знаю, как вам удалось это, но, по-моему, вы вырастили такой цветок, которого не было на всем белом свете. Он благоухает на всю округу, горит, как перо жар-птицы и все тянут руки к нему, если не сорвать, то хотя бы дотронуться, чтобы ощутить всю прелесть его благоухания.

Она словно спустилась с небес, чтобы через какое-то время, улететь снова, но оставив неизгладимый след любви, доброты, чистоты, счастья в людях, человечестве.