Амаяк Тер-Абрамянц - Шоколадный вождь. Эстонский роман

– Да разве от них сбежишь? – горько усмехнулся Климов.

Марта промолчала. Она не стала говорить мужу, что Рауль сказал ей: «Я ухожу в лес!» И она поняла значение этих слов: Рауль решил взять оружие. «Но тебя же убьют», – сказала она тогда, чувствуя, как наворачиваются на глаза слёзы. «Какая разница, – отмахнулся он. – А что, лучше сидеть и ждать, пока тебя арестуют, и сгнить где-то в Сибири?..»

Ужасно, думала Марта, если бы у него, хотя бы была любимая девушка, ради которой он смог бы остановиться!..

«Просто я хочу сказать, – Рауль смотрел куда-то в окно, – что я тебя любил, люблю и буду любить».

Марта взяла двумя руками его голову, повернула к себе и поцеловала в губы…

«Этот единственный поцелуй я буду помнить всю жизнь…» – сказал он без пафоса и увидел, что Марта ласково улыбается. Молча повернулся и вышел, а она смотрела в окно на его удаляющуюся фигуру.

«Дай Бог тебе хорошую девушку, – думала Марта».

Володя пытался заснуть. Снова закрутилась детская карусель. На лошадке Артурчик размахивал ручками и радостно кричал: «Я вижу! Вижу!», и он с Мартой в фаэтончике, Полина Ивановна на автомобиле в лётном шлёме, Шулегин на огромной золотой букве ять… Неожиданно между цепями возникла круглая рожа Полубакова во флотской фуражке. «А-а, попались!» – орал он и хохотал, руки его необыкновенно вытягивались и тянулись к Марте….

Климов проснулся от стука в дверь. Ни слова не говоря, они с Мартой включили свет и стали быстро одеваться. Дверь в их комнату неожиданно открылась. На пороге стояла Полина Ивановна в ночной сорочке.

– Не открывайте! – сказала она. – Не открывайте!

– Мам, как же не открывать, а если на «Быстром» аврал?

В дверь стучали всё сильнее и грубее.

Они вышли в коридор, и каждый боялся сказать то, что думал. Здесь же уже стоял Шулегин в смятой пижаме и щурился.

– Кто там? – спросил Володя.

– Дворник…

– Какой ещё дворник в два часа ночи, не открывайте! – хватала за руки Марту Полина Ивановна.

– От судьбы не уйдёшь, – сказала Марта, кивнув мужу, и он открыл дверь.

Перед ними и в самом деле стоял дворник с огромной метлой, а за ним виднелись фигуры с торчащими из-под капюшонов козырьками фуражек. Незнакомцы быстро оттеснили дворника и бесцеремонно, топая сапогами, вошли в коридор. Вода стекала с плащей, фуражки были с синим верхом – фуражки «сотрудников органов».

– Здесь проживает гражданин Шулегин?

– Я Шулегин, – как-то вытянулся и поправил очки Дмитрий Николаевич.

– Вы арестованы!

Кубрик эсминца «Быстрый» был забит офицерами и матросами. Было душно, несмотря на отпахнутые иллюминаторы, за которыми стоял белый туман. Матросы балагурили, кашляли, кто-то попытался закурить, но на него тут же наорали, и попытка была пресечена.

Матрос Первушин, недавно мобилизованный из Тульской области сельский белобрысый паренёк, салажонок, уже застелил красную скатерть под небольшим портретом вождя на стене, ближе к потолку, откуда вождь будто лично бдил свыше за происходящим. Первушин поставил на стол фанерную трибунку, которую обычно использовал для своих выступлений замполит, и хотел было смыться, как кто-то зашипел: «Графин! Графин, мать твою! И стакан гранёный!» Первушин дёрнулся, кинулся куда-то, мелькнув синим с белыми каёмочками воротником, и на трибунке возникли графин и стакан.

По узкому проходу уже протискивался, набычась, слегка наклоняя круглую лысоватую башку влево, Полубаков. В руке у него была папка с бумагами – газетными вырезками и конспектами. Впрочем, во время выступлений, в отличие от других замполитов, он в них почти не заглядывал, целиком полагаясь на своё вдохновение. Кроме папки он зажимал в руке ещё какой-то предмет.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Мама – (эст.)

Я люблю тебя, мама – (эст.)