Сергей Городецкий - Прощание с Ленинградом

Весной не хочется в небо. Весной хочется быть на земле.

Осенью – в небо. По нему – бесконечная невыразимая тоска.

Обостряется мысль. Притупляются чувства. Знобит.

Женщина привлекательна тогда, когда ее тело закрыто. Но сквозь легкие одежды намеками проступают формы, когда лицо в тени и лишь блестят глаза и губы. Таким должно быть искусство. Голая физиология (философия) обычно, если не отвращает, то не вызывает должных чувств.

Материя и душа. Эти две крайности если и сходятся где-то в точке, то все же никогда не будут одним и тем же.

Существо человеческой природы находится под многими слоями (пластами). Слои эти прозрачны, можно различить, что под ними, можно даже прикоснуться к этой сути. Но все же добраться до нее, слиться с ней, можно только разработав лежащие на ней пласты-оболочки. Люди почти никогда не добираются до своей сути, застревая в верхних пластах. В сущности – каждый разрабатывает свой пласт.

Искусство – концентрат, который каждый разбавляет по вкусу.

Есть вещи, которые не вписываются в обычную человеческую логику, будучи сами по своей сути глубоко логичными. Их трудно обозначить, можно лишь глубоко ощущать.

Человек – клетка большого живого организма, живущего миллиарды лет и находящегося в постоянном движении и развитии. И в этом бессмертие человека. В этом его неразрывная связь с прошлым.

Мы учимся на ошибках прошлого. Они – естественный и необходимый элемент развития. Мы должны знать и помнить их, ибо только если они будут отзываться в нас живой болью – это не повторится.

Есть вещи, которые человеку никогда не дано будет осознать, так же как нельзя, например, измерить массу элементарной частицы при помощи торговых весов. Хотя мы знаем, что масса и вес разные вещи, или определить размер молекулы с помощью портновского метра.

Движение вперед возможно только обществом. Прорыв в вечное – под силу лишь одиночкам.

Только то, что стало мечтой (пусть о прошлом), может материализоваться на бумаге.

Место человека в мироздании?

– Несмотря на кажущиеся вольности, миром правят жестокие законы.

– И еще что-то.

Человек становится художником лишь тогда, когда по отдельному фрагменту (фразе, взгляду, движению и т.д.) начинает видеть всю вещь (цепь событий, человека…)

Мы становимся сильнее тогда, когда совершаем ошибки и исправляем их. Не верю в прямую дорогу – она в никуда.

Любовь к Родине – нечто большее, чем привязанность к месту, где родился. Это любовь к вечной жизни, к прошлому и будущему, пусть через смерть (в критические минуты это особенно проявляется).

Мечты – воспоминания о будущем.

Хочется сейчас – делай, не жди – быстрей будешь.

Любую книгу – с конца.

– Не делай вечером того, о чем пожалеешь утром.

– Делай все и ни о чем не жалей.

Самое сложное – начать мыслить самостоятельно.

Подрезаешь – растет вширь, не подрезаешь – ввысь. Что лучше?

И когда отворяются двери, от земли оторваться и ввысь, к непонятной, изломанной вере – кто есть мы и зачем родились.

Мы слишком разбросаны во времени, поэтому часто не понимаем друг друга (к вопросу о похожести людей). Среди нас нередко можно встретить неандертальца.

Любить людей сможешь только тогда, когда станешь выше и сильнее их, когда отнесешься к ним, как к детям.

Не любит животных тот, кто ниже их.

День как маленькая жизнь.

Каждый день как вся жизнь.

Великие – вехи на пути.

В темноте скомканная одежда приняла другие очертания: срезанный сверху череп, полуоткрытый рот, светящийся глаз…

Может быть он такой – Бог?

Атеизм. Ведь жизнь без Бога теряет смысл.

Ничего не может существовать без основы (авангард и т.д.). Основа всегда есть, только не всегда видна (во всем заложено предыдущее).

Не цепляться за прошлое, а отталкиваться от него.

Странно, что прошлое, или вернее то, что ушло, но было очень желанным, возвращается тогда, когда становится далеким и чужим.

Оно приходит, но оказывается то, что совсем недавно трогало, теперь совсем не нужно, хотя само идет в руки – на, бери…

Полуденный зной струился вверх от раскаленной земли. Но здесь, в полутемной каменной прохладе, не чувствовалось его дыхания.

На каменном полу, на ковре – прохладное вино в глиняных кувшинах, виноградные гроздья, таящие в себе янтарную сладость, свешиваются через края больших ваз. Рядом сидят женщины. Едва прикрытые упругие груди, похожие на виноградные гроздья, округлые бедра, чуть выпирающий живот. Их ноги прикрыты мягким шелковым покрывалом, подобраны под себя. Они доступны, но не сразу. Пройдут часы. Тонкий аромат обжаренного мяса оттуда, из тлеющей в углу жаровни, вдруг обратится в истекающие соком куски. Вино станет красным. Потом, под заунывные звуки инструмента, по кругу пойдет кальян. Женщины прохладными пальцами прикоснутся к пылающему телу, прохладные губы прижмутся к горячим губам…

Человек – функция, посредством которой высшее начало трансформируется в самое себя (совершенствуется).

Освободиться – найти себя.

Желание жить спокойно (нежелание, неспособность переживать) – причина той ублюдочной жизни, которую ведет большинство.

Если внутренние побуждения человека не зависят от внешних условий – он свободен.

Созвучие и несозвучие нот, как человеческих судеб.

У нашей русской аристократии (проживающей в Союзе) еще сохранилось благородное лицо, но грязные ноги и стоптанные туфли.

Больная почва не может приносить здоровые плоды.

Освободиться – избавиться от эгоизма.

Человека окружают его единомышленники, независимо от времени и пространства.

…и там, в конце бесконечно расширяющейся мысли, вдруг оказалось ослепительное, похожее на яркое весеннее солнце пространство.

Завтра ничего не бывает. Все случается сегодня.

Все настоящее (истинное, ценное) дается только через боль и преодоление.

Боль – необходимость, в которую поставлен человек, чтобы преодолевать себя. Ценно то, что необходимо в данный момент. Дорого то, к чему мы привыкл

– Ты никогда не будешь счастлива, потому что ты – злая. А вместо счастья будут мелкие удовольствия.

Стареет не человек, стареет и вырождается род.

Материализм верен так же, как и механика Ньютона – при нулевых скоростях.

Вороны на пустых деревьях. Вот она – осень.

Любая болезнь не исчезает совсем, а остается внутри и лишь затихает на время.