Алексей Евстафьев - Обитель Блаженных

– А разве азиаты на районе вашей свекрови трупам головы отрезают? – насторожился Евпсихий Алексеевич.

– Так больше некому. Русский-то человек уж как-нибудь иначе с обидчиком расправится, голову не будет резать. На кой она ему – голова без туловища – русскому-то человеку?..

Полина Юрьевна дефинитивно чихнула и засмеялась.

– Ну да, ни на кой она ему не сдалась. – задумчиво согласился Евпсихий Алексеевич.

– Вот и эти супостаты, что в подвал мешки таскают, думают, что никому до них интереса нет, и никто им не помешает провернуть злодейство. – отрезала Полина Юрьевна. – И они имеют полное право так думать, потому что мы какие-то равнодушные стали, по сравнении с ранешними временами, осторожности в нас поубавилось. Бдительности нет.

– Знаете, я как раз собрался в отделение полиции к участковому уполномоченному, так я ему про этих азиатов с мешками обязательно сообщу. – пообещал Евпсихий Алексеевич. – Сдаётся мне, что сегодняшний визит заставит нашу полицию хорошенько зашевелиться, а то сидят там бездельники за счёт налогов, в ус не дуют.

– Да вот же! – вдруг баба Нюра ткнула пальцем в низенького молодого человечка, безукоризненно азиатской наружности. – Тот самый, что мешки в подвал таскал!.. Сейчас бы взять за грудки да спросить, зачем он тут ошивается?..

Указанный бабой Нюрой парень безусловно не ожидал никакого подвоха, продвигался по двору поступью расслабленной и подловатой, но оценил пристальные взгляды в свою сторону от четырёх бабулек и Евпсихия Алексеевича, как решительно-взыскательные, резко затормозил, крутанулся на одной ноге на 180 градусов и засеменил прочь.

– Даже разговаривать с нами не хочет. – сердито гаркнула баба Нюра. – Убегает чёрт нерусский.

– А, пожалуй, я за ним прослежу, от меня не убежит. – пообещал Евпсихий Алексеевич. – Вот уж догоню и за грудки возьму!.. Эй, приятель!..

Парень не откликнулся и направился к маленькой тропинке из белесоватого асфальта полувековой давности, что служила владельцам собак для выгулки своих питомцев, и петляла захирелой аллейкой вокруг нескольких дворов. Евпсихий Алексеевич последовал за подозрительным субъектом походкой танцевально-ковыляющей, иногда переходя на бег трусцой, внимательно всматриваясь под ноги и аккуратно перескакивая через сомнительные собачьи орешки и рассыпчатый птичий щебет. Субъект, кажется, ничего не подозревал и совершил два прогулочных круга по аллее, ни разу не оглянувшись на преследователя. И только тогда, когда Евпсихий Алексеевич решился догнать его и ухватить за плечо, оглянулся, зловеще вытаращился, отчётливо произнёс увёртливую абракадабру, совершил неправдоподобный кульбит с прыжком и исчез, оставив Евпсихия Алексеевича у дверцы в подвал собственного дома.

– Позвольте, да куда же он подевался?.. – опешил Евпсихий Алексеевич. – Смотрите, что за чудо получилось: был человек – и нет человека. А ведь так могут лишь негодяи поступать, от которых нельзя ожидать хороших поступков!..

Ни болтливых тёток, ни бабы Нюры во дворе уже не наблюдалось, и расспросить про исчезнувшего негодяя было не у кого. Евпсихий Алексеевич внимательно осмотрел участок у подвала, подёргал запертую дверцу, переписал номер телефона, начертанный на дверце густым жёлтым мелом и якобы принадлежащий строительно-монтажному управлению «YHVH». Заглянул в перекошенный фанерный ящик, который раньше на этом месте однозначно отсутствовал, и с удивлением выявил его забитым доверху засушенными яблочными огрызками.

– Кажется, для яблок ещё время не наступило. Не вызрели ещё яблочки в наших краях.

Под ногами обнаружилась растоптанная порошкообразная масса серого цвета, определить природу и качество которой не предоставлялось возможным; даже принюхаться к ней не удалось Евпсихию Алексеевичу, хотя он старательно нагибался, избекренивался и исступлённо работал носом. Всё, к чему прикасался взгляд Евпсихия Алексеевича на этом месте, казалось безнадёжно подозрительным.

– Попробую звякнуть по указанному телефонному номеру, спрошу у этих жуликов, почём нынче строительство тетраграмматонов. Вдруг дёшево. – проявил сарказм Евпсихий Алексеевич и, осматриваясь по сторонам с опаской бывалого разведчика, набрал на телефоне номер. – Алло, здрасьте… вы меня слышите?..

Необычные шипящие гудки заурчали в ответ, складываясь в бесконечно повторяемую фразу пшшшшшшёл вооон… пшшшшшшёл вооон… пшшшшшшёл вооон !..

– Даже так. – обиделся Евпсихий Алексеевич. – Ну уж нет, братцы, я знаю, куда теперь пойду, и вовсе даже не туда, куда вы меня посылаете. Теперь все сомнения остались позади. Фактов, устанавливающих сомнительные деяния, накопилось выше крыши, и мне есть с чем заявиться в отделение полиции.

Туда-то Евпсихий Алексеевич и поспешил, пытаясь вспомнить по дороге, кто из участковых инспекторов отвечает за его дом, и сообразил, что ни разу с этим человеком не встречался. «Потому что государство недооценивает важность некоторых проблем и пускает их на самотёк. – подумал Евпсихий Алексеевич. – Если бы не гражданская инициатива, то просто-запросто полетело бы всё это государство к чёртовой матери!..» Евпсихий Алексеевич даже ревматически вздохнул на манер бабы Нюры.

Субботний город монотонно просыпался, с осторожной лаской принюхивался к затяжному аромату летнего утра и ожидал духоты с той обречённостью, с которой её поджидают люди, большую часть жизни обитающие в снегах и в замороженном состоянии.

– Кажется, мне сюда. – Евпсихий Алексеевич придал выражению лица максимальную серьёзность, вошёл в отделение полиции и направился к дежурному. – Доброе утро, товарищ. Я специально заявился пораньше, чтоб вас всех на работе застать, а мне нужно тут кое с кем поговорить. Причём безотлагательно.

Дежурный по отделению вежливо выслушал Евпсихия Алексеевича и попросил присесть на скамеечку, чтоб изложить в письменном виде свою жалобу, а затем дождаться вызова к участковому. Лист бумаги и шариковая ручка были выданы Евпсихию Алексеевичу с предупреждением, что ручку следует вернуть.

– Обязательно! – пообещал Евпсихий Алексеевич, прикладывая руку к сердцу, показывая, что ему можно доверять во всём. – Как только напишу, сразу и отдам.

Впрочем, приткнувшись на скамейке, Евпсихий Алексеевич вспомнил, что у него в сумке имеется своя шариковая ручка, и тогда он вернул выданную ручку дежурному, похваставшись тем, что всегда носит с собой свою ручку, чем заслужил одобрительный кивок от дежурного, и вернулся на скамейку. Для начала он оглянулся по сторонам, оценивая скромную необычность помещения. Пара скамеек вдоль стены и заляпанный неудобный стол, расположенный зачем-то ближе к середине зала, сообщали посетителю, что задерживаться здесь надолго нет необходимости. Сразу напротив Евпсихия Алексеевича наблюдался длинный коридор, в конце которого находилась клетка для задержанных, и звуки, доносящиеся из клетки, имели форму более или менее абстрактно-болезненных рассуждений за жизнь. На стенах были развешаны несколько старомодных плакатов официально-праздничной направленности, а рядом находились листы с портретами разыскиваемых людей. Все эти разыскиваемые персонажи казались какими-то одинаковыми, упорядоченными, пришибленными и никому не нужными. Самый свежий и огромный лист, уведомляющий о розыске мужчины, пропавшего неделю назад, представлял фотографию дядечки в однобортном пиджаке и галстуке, казалось бы удравшего с собственной свадьбы и посматривающего на полицейский участок с добродушно-печальным косоглазием. По непонятной иронии, преследующей сегодня Евпсихия Алексеевича, разыскиваемый мужчина являлся его соседом по подъезду, и звался, кажется, Саней Бычковым. Хотя Евпсихий Алексеевич с ним был мало знаком, мог что-то и напутать.