Альманах - Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «Время перемен». Часть 1

…Контроль и досмотр Мария прошла на удивление благополучно. Молитвы ли помогли, высшие ли силы или удачно и вовремя отданная взятка… Скорее, все вместе. Ее никто не ощупывал, не лез слишком пристально в огромные сумки. Молодой охранник даже помог ей донести тяжести до ближайшего «закутка» из решеток, где у нее отобрали паспорт и продержали в ожидании еще минут двадцать. Да уж, в этом зарешеченном мире никто никуда не торопился, словно время за забором изменяло свой ход. Наконец ее провели в отдельно стоящее приземистое здание, в котором вдоль короткого коридора по обе стороны были двери в комнаты для свиданий. Поодаль у стены стоял покрытый грязной клеенкой небольшой стол со старой электроплиткой и несколькими мисками. Вот и вся «кухня». Войдя в отведенную комнату-пенал, будто в купе поезда – две узкие кровати по сторонам, два стула и колченогий стол, – Мария даже не удивилась. Она так и представляла себе эту «обитель для жалоб и слез» с обшарпанными стенами и истертым полом. Однако у нее были свои идеи насчет этого унылого «интерьера»…

В волнении она мерила шагами узкий проход, не мысля даже присесть после многочасового стояния в очереди, ожидая того заветного мига, когда обнимет сына наяву, а не в своих снах. Материнская любовь билась в ее сердце с такой неистовой силой, что выпусти она ее наружу, то затопила бы этой энергией всю территорию зоны, всех несчастных и обделенных, страдающих людей. Но в тот долгожданный момент она была предназначена только ему одному. Ее единственному сыну…

Дверь в комнату открылась, конвойный отступил в сторону, пропуская вперед высокого, очень худого, бритоголового юношу со сдержанной улыбкой на родном лице, и сообщил, что отпущенное время истекает в двенадцать дня в воскресенье.

«Прямо как у Золушки на балу, – подумала почему-то Мария, – правда, с точностью до наоборот…»

Есть мгновения в жизни каждого человека, которые остро и навсегда врезаются в сердце и память полнотой чувств, эмоций, ощущений. Это был именно такой миг… Мать с сыном кинулись друг к другу в объятия и застыли, передавая без слов, от сердца к сердцу все пережитое в долгой разлуке… Конечно, Мария плакала, но это были слезы радости, несмотря на то что ее чуткие пальцы пересчитали все ребра невероятно исхудавшего родного тела, несмотря на серый цвет его лица, прозрачность кожи его аристократических кистей и хрупкость запястий. Он сильно вырос, вытянулся, черная тюремная одежда придавала его облику некую инфернальность, несвойственную его молодому возрасту. И все же это был ее сын, ближе самого близкого, это было такое знакомое тепло его сердца и улыбки, ни на йоту не утраченное за время разлуки. В письмах этого не выразить, не ощутить…

Они стояли и стояли обнявшись, будто в длящейся сквозь «сейчас» вечности, не в силах разомкнуть этот родной энергетический круг. Но мать опомнилась первой и принялась суетиться… Что делать сначала – перекусить или идти по-человечески отмыться в душе, а потом уже спокойно, не торопясь приступить к дегустации самых любимых домашних – маминых – блюд… Мария приготовила для сына все для полноценной «бани»: излюбленный шампунь и мыло, огромное пушистое полотенце вместо истрепанного клочка, которым он вытирался «там». И… возможность неограниченное время блаженствовать под горячей водой без торопящей всегда очереди, без выставления себя в этой короткой процедуре на обозрение гогочущей толпе, потому что дверей в душевых кабинках не предусматривалось зоновскими правилами. Прихватив привезенные матерью принадлежности и подзабытые привилегии цивилизации, парень пошел в душ. А Мария… приступила к осуществлению своего плана…

Когда он вернулся, расслабленный, посвежевший, обернутый влажным полотенцем, словно заново родившийся, смывший с себя неослабное ни на минуту напряжение, то в изумлении не узнал унылую казенную комнатенку… Продавленные старые кровати были застелены домашним крахмальным бельем, а стол – знакомой праздничной скатертью. На одной из коек поверх заправленного в пододеяльник потрепанного одеяла лежало новое нижнее белье и его лучший спортивный костюм, внизу стояли удобные сандалии. По комнате плыл какой-то свежий незнакомый аромат… не только от маминой еды и пирогов, а от зажженной курительной палочки, что дымилась рядом с двумя белыми свечами в знакомых подсвечниках, очищая пространство от накопленного негатива и боли. Играла тихая приятная музыка из портативного маленького магнитофона. Стол был накрыт как в ресторане, с фарфоровыми тарелками, серебряными приборами, салфетками в кольцах около красивых фужеров. Поодаль, у стены, теперь стояли большие бутыли с соками и цветными газированными напитками. А всякие домашние вкусности не прятались по пластиковым судкам, как в походе, а были разложены в красивых вазочках. Но главное – мама была уже не в старых джинсах и футболке, а в одном из своих нарядных платьев, которое, как он помнил, она шила себе для его двадцатого дня рождения, и в изящных туфельках вместо кроссовок.

– Ух ты! – только и выдохнул изумленный переменой парень. – Ну ты, мам, даешь! Узнаю свою мать! Но как же ты пронесла это все через контроль?

– Заветные слова надо знать, – засмеялась Мария, зажигая свечи, – язык денег называются… Переодевайся, и начнем праздник нашей встречи…

Конечно же, не только ради того, чтобы покормить сына домашней едой и наглядеться на него на месяцы вперед, добивалась Мария этого многочасового свидания. И уж вовсе не для того, чтобы рассказами о собственных страданиях и бессонных ночах усилить в нем чувство вины. Напротив. Она задумала все это для переключения, пусть и временного, сознания сына на другую, утраченную реальность, в которой есть место чистоте жизни, красоте, культуре, надежде, состраданию, пониманию. Но самое важное – безусловной любви… когда ты любим безоговорочно, что бы ни натворил… Мария приготовила для сына очень обнадеживающие новости, которые, она надеялась, возродят его уставшую душу и помогут достойно пройти оставшиеся тяготы заключения.

Известна набившая оскомину «истина», что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок… Даже если этот мужчина – твой сын. Мария не собиралась оспаривать это убеждение и отложила все важное на потом. А пока жестом фокусника извлекла из потайного кармана висящих на стуле джинсов плоскую металлическую фляжку и налила в крохотные рюмочки по «пятьдесят капель» хорошего ароматного коньяка… И смеялась, глядя на обалдевшее лицо сына с немым вопросом «как?» …

– Просто примотала флягу эластичным бинтом к своему животу под свободную майку… – пояснила она. – Никто так и не догадался… Слава богу, раздеться не требовали и руки не распускали…