Дара Преображенская - Душа мертвеца

В Москве Мила не часто посещала храмы, раньше её привлекало лишь художественное оформление, пение хора на клиросе, теперь нечто совсем другое, она не могла объяснить себе что конкретно, потому что это невозможно выразить простыми человеческими словами, ведь язык чувств намного богаче нежели слова. Креститься рука не поднялась, потому что была не крещёной, купила две свечи, сдачи не взяла.

– Оставьте на реконструкцию храма, – бросила Мила продававшей свечи бабке.

Та перекрестилась, пробормотала:

– Дай бог тебе здоровья.

Мила нагнулась к ней и прошептала, чтобы не помешать службе:

– Где тут у вас за упокой свечи ставят?

Бабка указала на самый дальний угол, где стоял деревянный крест с распятым Христом. Возле креста располагался аналой, на плоской позолоченной поверхности размещались красиво оформленные углубления для свечей.

– А вон там в углу.

Мила тихо почти на цыпочках пробралась к кресту, стараясь обойти присутствовавших прихожан, подошла к аналою, поставила свечу. Вторую свечу она поставила к иконе какого-то святого, просто она больше всех понравилась ей.

Вышла из церкви, задумалась. Снег по-прежнему падал мелкими хлопьями. Значит, совсем будет тепло, ей всегда нравилось смотреть прямо на слепящее Солнце…

С трудом Мила узнала свою бывшую школу, здесь всё как-то изменилось, стены покрашены тусклой светло-зелёной краской, а раньше они были голубыми, из боковых фонтанчиков всегда лилась вода, и когда ты испытывал жажду, ты мог напиться среди десятиминутной переменки. Всё ещё в ушах стоял детский смех, топанье ног, как наяву Мила «увидела» игру «в резинки», «услышала» замечания учителей, строгие взгляды. Испытала вторичный страх, когда тебя вдруг вызывали к директору за какую-нибудь оплошность. Ей хотелось вернуть всё, прожить заново, совсем не так, не сделав столько ошибок, избежать стольких глупостей. Вечером школа смотрелась иначе, деревянные полы были выкрашены коричневым цветом, коридоры тёмные, потому что встреча выпускников проходила на третьем этаже в актовом зале, где был накрыт стол, вернее несколько столов, соединённых вместе буквой «Т». За первым сидели преподаватели, пожилых было мало, всё в основном молодёжь, только историк Фёдор Тимофеевич Зиганов пришёл, математичка Светлана Леонидовна Малышева, физрук Александр Борисович Щукин и классная Людмила Алексеевна Прохорова, уже сильно располневшая со времени их последней встречи в 1985 году на выпускном балу. Молодёжь больше шутила, опытный преподавательский состав отделывался от этих шуток, вспоминал былое. Светлана Леонидовна рассказывала среди всеобщего гула в зале о своём первом уроке, когда она, совсем юная выпускница педагогического института, тряслась перед многочисленной аудиторией подростков и строгих внимательных взглядов, подмечающих малейшую ошибку, руководителей практики. На столах стояла выпивка, в основном шампанское, водка, без которой в России не обходится ни одно торжество, закуска, салаты.

– Знаете, – говорила Светлана Леонидовна, и сквозь этот гомон Мила различила её живой голос, который так часто призывал их, детей, к порядку. Теперь это был другой голос, немного погрубевший, глухой, но всё ещё оживлённый. На математичке было тёмное бардовое платье с огромной брошью в виде сирени. Почему-то Мила всё время смотрела на эту брошь, – знаете, я тогда напрочь забыла всё, всю теорему Пифагора, которую должна была впервые доказывать перед учениками. Я даже мел не могла, как следует взять в руку, он у меня крошился, линии получались кривыми. Я слышала, как дети шептались, и мне казалось, что они вовсе не слушают меня, а обсуждают мою причёску, у меня тогда были длинные волосы, я зачёсывала их назад. Вдруг встаёт директор, тогда ещё был Лузин Олег Георгиевич, и говорит: «Тихо! Если вы не замолчите, я всех заставлю самостоятельно изучить теорему Пифагора и устрою контрольную». Кто бы мог подумать, они тут же перестали шептаться, и я успокоилась. С тех пор мне всегда казалось, что Олег Георгиевич сидит на моих уроках и чуть что снова скажет своё привычное: «Устрою контрольную». А ученики жуть как боятся контрольных.

Послышался смех, заглушённый всеобщим гулом. Витька Семёнов, а сейчас конечно же уважаемый Виталий Самойлович Семёнов – главный конструктор на Каменском механическом заводе шептался с Зинкой (Зинаидой Валерьевной Киселёвой – своей первой любовью, а теперь инженера, матерью троих детей и совсем не его спутницей жизни). Да, жизнь многих развела, кто-то выбился в люди, кто-то так и остался на её задворках.

Мила наколола на вилку большой огурец, поднесла ко рту, откусив немного, положила на тарелку. Напротив неё сидел Димка Степанов, тот самый Димка красавчик, в которого были по уши влюблены все девчонки и не только из их школы. Он стал выше, грузнее, но в глазах также мелькало знакомое лукавство, вот за это-то на него и обращали внимание, одаривали комплементами, а он их умело принимал, знал, куда направить свои стопы, чтобы встать на тропу успеха. Несомненно, успех ему сопутствовал во всём.

Да, будучи глупой школьницей, Мила была безумно влюблена в Степанова, сколько раз мечтала она подойти к нему и пригласить на день рождения или просто пообщаться наедине, но он всегда был окружён морем страждущих поклонниц и не замечал её. Однажды у Милы даже зародился план, который она хотела скрыть от Нади, ведь Надя тоже была без ума от него. Она купила красивую открытку в книжном магазине, написала на ней всего несколько строк: «Приходи сегодня вечером, буду ждать. Твоя неизвестная поклонница». Далее был указан адрес. Она даже отправила это послание, но придти на встречу так и не решилась, потому что считала себя недостойной, боялась насмешек и всего такого. Потом в течение целого года её мучили сомнения, пришёл ли он на ту встречу или тоже отнёсся к этому несерьёзно. Ни за что бы она не призналась никому, что сделала такой шаг, что решилась на такое, она – пугливая девочка с большими умными серыми глазами. Мила посмотрела на того, рядом с которым мечтала когда-то быть рядом, он улыбнулся, подмигнул ей, помог положить салат и дотянуться до вазы с фруктами. Кого-кого, а его-то она не ожидала встретить здесь на встрече выпускников через восемнадцать лет.

«Что он здесь делает? И неужели я видела его вчера с какой-то женщиной на Комсомольской площади, когда он должен быть в Москве?»

– Как твоя жизнь? – услышала Мила. Это был его голос. Она узнала бы этот приятный голос из тысячи голосов.

– Нормально.

– Я слышал, ты вернулась из Москвы и ведёшь это дело.

Мила разрезала огурец пополам, но не притронулась к нему, сейчас она разговаривала с самим Степановым, и он первым заговорил с ней, это уже можно было считать маленьким чудом.