Дара Преображенская - Освобождаясь от оков

– Уедите? Но куда?

– Куда все уезжают.

Она подошла ко мне и села на стул напротив меня:

– Не называй меня «на Вы», мы же одного возраста.

Я посмотрела на раскрытое окно, в комнате стало ещё свежее.

– Светлана Савельевна будет ругаться.

– А мы ей объясним, что нам необходимо дышать, – очень просто ответила Александра, – Но если ты замерзаешь, я могу закрыть.

– Нет, хотя спустя какое-то время закрыть действительно стоит, – сказала я, – А ты с каким диагнозом?

– С самым тяжёлым, – произнеся эту фразу, Александра улыбнулась, – не бойся, я не стану здесь умирать.

Я приняла её слова за шутку и тоже улыбнулась. Она доверительно взяла меня за руку:

– Послушай, а где у вас находится буфет?

– На первом этаже, – ответила я.

– Ты бы не могла разделить мой завтрак?

Я хотела переспросить, думая, что ослышалась, но у меня отличный слух. Никто ещё не предлагал мне разделить с ним трапезу, может это считается неприличным, я ведь живу совсем по другим нормам, поэтому меня и лечат.

– Спасибо, я уже ела.

– Мы попросим, чтобы дали добавки, – не унималась Александра.

– Тётя Клава будет возмущаться, она не любит, когда просят добавки.

– Ну и что. Она останется при своём мнении, а ты наслаждайся.

– Что?

Я была удивлена, если не сказать больше. Никто никогда не просил меня наслаждаться и делать то, что может нравиться лично мне. Все, с кем я общалась ранее, давали мне понять, что нужно делать то, что может нравиться другим. Если ты поступаешь наоборот, значит, ты невоспитанный человек, не скромный и вульгарный. Есть следует мало, ходить тихо, читать только то, что считают хорошим и талантливым другие, даже если тебе этого не хочется. Да, так воспитывали меня в интернате.

– Ты будешь наслаждаться вместе со мной, – повторила Александра.

– Но я толстая и некрасивая, и чем больше я буду есть, тем ещё некрасивее стану выглядеть.

– Кто тебе это сказал?

– Люди.

– Брось. Скоро ты станешь стройной и ещё больше начнёшь любить себя.

– Откуда ты знаешь?

Она доверительно потрепала меня по плечу, словно давно знала меня, и я отнеслась к этому так же.

– Положись на меня.

…Тётя Клава хмурится и своим громким голосом объявляет:

– Не положено. Сколько тут таких нахлебников! Я что всех кормить обязана!

– Но ведь это – только то, что осталось, всё равно это спишется. Мы же не требуем у Вас обед, а завтрак, – активно объясняет Александра.

Тётя Клава внимательно разглядывает её, ставит на поднос тарелки с объедками, чтобы затем унести их в моечную.

– А ты что, новенькая?

– Саша. Я только сегодня поступила.

– И уже права свои качать вздумала.

Александра как-то задумчиво говорит даже больше не с ней, а с собой, впервые выражение её голубых ангельских глаз меняется, и я замечаю в них настоящую грусть.

– Вы тоже хотите, чтобы в этом мире было чуточку больше добра, только делаете вид, что Вам всё равно. Здесь в скучном сером здании у этих отдыхающих нет никакой радости, они хотят оттаять, отогреться, но встречают холод и равнодушие. Всё что им нужно, это немного тепла, каким только может поделиться с ними обычный человек.

Равнодушие? Где я это могла слышать? Ах, да, мой сон. Мой забытый сон перед самой смертью Витьки. Мы все являемся жертвами равнодушия друг друга, и в этом виноваты лишь мы сами. Почему её мысли совпадают с моими? Могут ли вообще чьи-то мысли совпадать настолько сильно с моими?

Я очнулась, когда уже передо мной стояла полная порция макарон в соусе и большая котлета, точно такую же я увидела рядом с Александрой. Она смачно облизала вилку, совсем как шестнадцатилетняя девчонка и приступила к трапезе. Она так аппетитно поглощала поджаристую котлету, что у меня тоже появилось желание отправить свою в рот.

– Что ты ей сказала? – я была очень удивлена, насколько мне было известно, тётя Клава – человек непробиваемый, словно броня. Чтобы что-то выбить из неё, нужно изрядно попотеть.

– Ничего или то, что ты слышала.

– Я могла и не слышать, потому что у меня дурная привычка уходить вглубь себя.

Александра вновь улыбается, вернее, сияет улыбкой.

– Дурная привычка? А эту глупость кто внушил тебе?

– Все, – я пожимаю плечами, помня, что на моей вилке ещё целая котлета, которую предстоит съесть, – врачи, коллеги по работе, медсёстры, просто знакомые, да мало ли ещё кто.

– С сегодняшнего дня забудь об этом, и знай, всё хорошо. Это даже здорово, когда человеку удаётся погрузиться в себя. Значит, что-то неощутимое человеческое ещё живо в нём. Но люди это почему-то не привыкли ценить. Ты ешь, ешь. Потом мы пойдём с тобой гулять, и ты покажешь мне местный сад.

Я кладу котлету обратно и с ужасом сознаюсь:

– Но я не могу показать тебе ничего, потому что сама не была ни разу в саду.

– Вот те раз! Ты приехала сюда раньше меня и ни разу не была в саду?

– Ни разу, – осмелев, отвечаю я.

– Почему?

– Нас не пускают.

– Но не сидеть же вам целыми днями в четырёх стенах. Значит, по режиму дня отдыхающих прогулки здесь запрещены?

– Нет, просто нам говорят, что мы простудимся, заболеем, а если будет эпидемия гриппа, тогда весь санаторий могут закрыть.

– А разве ты не хочешь скорее уехать отсюда?

Я была поражена, откуда она может знать о моих желаниях, если только Светлана Савельевна не успела её подготовить насчёт моих странностей.

– Не удивляйся, – говорит Александра, вновь удачно прочитав мои мысли, – Это написано на твоём лице. И вообще, я не удивилась бы, что кому-то хочется уехать отсюда, мало кому понравится жить в таких жёстких рамках, если конечно человек не мазохист. Если тебе не нравится здесь, значит, ты ещё здорова. И всё-таки, сегодня мы пойдём на прогулку. Думаю, никто не станет возражать, ведь мы оденемся по-зимнему, будем радоваться жизни и не подхватим никакой грипп.

Будем радоваться жизни. Кто бы мог подумать, что эта простая формула способна защитить человека от инфекций и от любых жизненных неудач. Зря учёные не занимаются глубинным изучением состояния психики человека на уровень его счастья.

Александра заинтересовала меня, я уже начала подозревать, что она работает либо психологом, либо педагогом, хотя таких незакомплексованных педагогов я встречала впервые. Я тут же высказала ей свои подозрения.

– Нет, я – не учитель и не психолог, хотя в моей профессии без психологии не обойтись.

– А кто ты по профессии?

– Бывший следователь?

– Бывший? Разве ты решила сменить специальность? У меня не раз возникало подобное желание, но нет возможностей.

– Я решила сменить не только специальность, но и обстановку, – уклончиво ответила Саша.

– Ты работала с преступниками?

– С убийцами, насильниками и маньяками и даже с абсолютно сумасшедшими людьми, которые не контролировали своё поведение.