Дара Преображенская - Освобождаясь от оков

Мне стало ещё интереснее. Сама не замечая, как еда превратилась для меня во второстепенное дело, я придвинулась к ней ближе.

– И ты не боялась их?

– Нет. Они глубоко несчастные люди, но не понимают этого.

– Почему же?

– Они лишены радости. Возможно, они сами себя лишили этого или кто-то лишил их, но они совсем не могут улыбаться. У них очень скорбные злые лица, а в глазах что-то невысказанное.

– Я тоже никогда не улыбаюсь, – с ужасом заметила я.

– Ты научишься, – ответила Саша.

Я была поражена её ответом, но на размышления у меня просто не осталось времени, наш завтрак подходил к концу.

Когда мы выходили из буфета, я заметила, как тётя Клава попросила нас заходить почаще. Почему-то тогда я подумала, что сплю и вижу сон, но это не было сном…. Саша, новая пациентка из самой столицы была реальным человеком, даже более реальным по сравнению с унылыми скучными лицами встретившихся мне здесь людей, которые были слишком нормальными, слишком обыденными, слишком случайными.

…В санаторном саду тихо, скучно даже как-то. Облезшие деревья, давно сбросившие листву, кажутся какими-то унылыми, но к своему удивлению я совсем не замечаю холода, даже руки не мёрзнут, хотя я не позаботилась запастись зимней одеждой, совсем не предполагала, что когда-нибудь выйду в сад, ведь никто из отдыхающих этим не занимается и вряд ли занимался раньше. Я имею в виду обычные прогулки вдоль пустынных аллей. Да и одна я никогда бы не решилась на это. Не могу представить себе, как это я брожу вдоль аллей и о чём-то думаю. О чём?

Саша глядит почему-то высоко в небо, на котором уже успели появиться первые перистые облака, ведь ещё только утро. Вечером бы небо чуть-чуть потемнело, лишившись своей свежести и лёгкости. Раньше я никогда не замечала ничего подобного, мне было неинтересно смотреть на небо.

– Ну, как? – спрашивает Саша.

– Скучно, – отвечаю я упавшим голосом. Здесь как-то спокойно, безобидно и свободней дышится.

– Мне было бы тоже скучно, если бы я чувствовала себя глубоко несчастным человеком.

Я гляжу на неё и не могу понять, то ли она читает мои мысли, то ли просто делится своими впечатлениями, но Александра внезапно прерывает мой внутренний диалог:

– Ты ведь чувствуешь себя несчастной?

Я киваю:

– Конечно. Я воспитывалась в интернате и совсем одна. Правда, я не знаю ни одного человека, который бы признался мне, что он до конца счастлив, у всех находится что-то, чем они недовольны, даже мелочи.

– Земля – это маленькая планета по сравнению с теми, что есть в космосе. Знаешь, а я верю, что жизнь есть ещё где-то и не на одной планете, а на многих. Только учёные пока не смогли доказать это, у них слишком ограничены возможности. Где-то в огромной Вселенной существует множество планет, где люди абсолютно счастливы, потому что у них гармоничное общество, нет бедных и все богаты и счастливы. Земля – это всего лишь маленькая частица во Вселенной, и не следует принимать образец жизни на ней за стандарт.

– Ты правда веришь, что Земля – не единственная планета, заселённая жизнью?

– Да.

– И ты не боишься, что тебя сочтут сумасшедшей?

– Ты хочешь сказать, что человек должен отбросить свои поиски, чтобы только прослыть нормальным среди какой-то группы людей, установившей рамки нормы?

Я смолчала, потому что в действительности не знала ответа на этот вопрос.

– Витька тоже считал себя нормальным, и я не верила никогда, что он болен. Он просто отличался от остальных.

– Кто такой Витька?

– Он повесился недавно.

– А чем он отличался от остальных?

– Не знаю, – я пожимаю плечами, судорожно пытаясь найти нужные слова, – Он не был равнодушным.

Саша молчит, затем смотрит на заснеженные пригорки, и вдруг я замечаю лукавую улыбку на её уже порозовевших от мороза щеках.

– Ты никогда не пробовала играть в снежки?

– Нет.

– Но ты любишь побеситься.

– Побеситься?

Она не даёт мне времени для раздумий, потому что я прихожу в себя уже от лёгкого удара снежного кома в спину. Александра стоит в сугробе и держит наготове второй.

– Берегись!

– Не надо! – протестую я.

– Надо! – вопит она, и вновь ком летит в меня только уже побольше.

Я не могу усидеть на месте, беру охапку снега голыми руками, наскоро леплю из неё шар и бросаю прямо в Сашу. Она увёртывается, я повторяю свои движения, и новый ком уже вновь летит в неё, но только на этот раз она остаётся на месте, дав мне возможность почувствовать себя победительницей.

– Я хочу, чтобы игра была честной! – кричу я вдогонку, потому что Саша ловко убегает от меня и лепит следующий шар.

Снег хороший, влажный, как глина. В детстве я любила лепить из глины всяких зверушек: собак, зайцев, лис. Помню, в наш интернат частенько завозили глину для всяких поделок, правда, ею занимались только малыши, но я всегда охотно присоединялась к ним. Они смотрели за моими руками и задавали вопросы: «А это кто?» Я придумывала новых сказочных героев, потому что фигурки каждый раз были необычными. Затем мне пришлось рассказывать им сказки, и даже воспитательницы просили меня об этом, потому что дети без моих сказок отказывались спать и устраивали галдёж.

– А что если нам попробовать слепить снежную бабу, – предлагаю я.

Саша охотно соглашается, стряхивает снег с варежек и протаптывает небольшую площадь, где должна стоять будущая баба.

– Мы поставим её здесь, – говорит она.

– Хорошо.

Я скатываю первый ком, она чуть медленнее второй, с трудом водружаем один на другой, а затем и третий, получается нечто совершенно бесформенное, что не удовлетворяет меня.

– А если нам сделать из неё снегурочку? – спрашивает Александра.

– Только придётся много поработать.

– Я согласна, – отвечает она, совсем не страшась перспективы долгого барахтанья в снегу.

Мы осторожно сглаживаем углы, приделываем ей руки, далее следует тонкая работа, почти что художественная, потому что я работаю над чертами лица, а Саша просто наблюдает за моими движениями, ей самой интересно, что же получится. Спустя какое-то время мы обе отходим и смотрим на произведение искусства, глядя оценивающими взглядами. Придраться не к чему.

– Слушай, а ты – настоящий художник, – говорит Саша, – Ты никогда не обучалась рисованию?

– В детстве я только лепила из глины, но я никогда не думала, что у меня есть какой-то талант.

– Поверь мне, он у тебя действительно есть.

Александра восхищённо глядит на снегурочку, и я ловлю её невысказанные мысли.

– И ты не пробовала окончить курсы рисования или нечто вроде художественной школы?

– Нет.

– Почему же?

– Я воспитывалась в интернате.

– Ты – сильный человек.

– Сильный? Мне никогда так не казалось.