Дмитрий Коровин - Видеосклеп

Вот и поворот, о котором говорила Зельда. Дину нужно было следовать направо, на улицу Лесную. Никаких указателей с названием он не заметил, лишь знаки «приоритет» и «поворот», ничего ему не сообщавшие.

«Отсюда полквартала…» – вспоминал парень. – «Но что такое полквартала? Это значит, что можно свернуть в любое время на этом отрезке, лишь бы квартал не закончился?»

Пройдя еще чуть-чуть вперед по довольно обжитой улице с игравшими детьми и лежавшими велосипедами на подъездных дорожках, Дин увидел узенький переулок между парой двухэтажных домов и, не раздумывая, юркнул туда. Стена, забор, пустая бочка, пузатый бак с песком и вот просвет, а значит, юноша попал на улицу Осиновую.

Заметив уже знакомый голубой домик с резными вставками на окнах, Дин облегченно выдохнул и даже обрадовался, понимая правильность проложенного Зельдой маршрута.

«Надо будет завтра ее поблагодарить», – подумал Дин, мысленно набросив девушке еще несколько очков в колонку с плюсом.

Пропустив проехавший пикап, он перешел узкую асфальтированную дорогу и уже через минуту поднялся на крыльцо нового родного дома, арендованного местной строительной фирмой специально для семьи Дэннинг.

Несмотря на все привилегии, фирма, где работал отец, не учла состав семьи, снабдив ее только двумя наборами ключей. Кто же, в конце концов, остался крайним? Конечно же, Дин!

Все было так, как он и опасался – дверь закрыта и матери, «отчаянно беспокоившейся о сыне и с волнением его ожидающей», дома не наблюдалось.

Все еще прибывая в легкой эйфории от точного, пройденного от остановки, пути, Дин положил учебники рядом с цветочной кадкой, где торчало несколько засохших стебельков, и сел на ступени, пытаясь развлечься очередной фантазией, с главным персонажем мулаткой. Собственно говоря, картинки в голове не складывались. На людях с ней он выглядел вызывающе, в помещении затемненного ресторана она казалась расплывчата. Где же еще? Куда поместить подобную экзотику? Зельда что-то говорила про озеро… Гусиное… нет… Утиное озеро. В жаркий, как сегодня, день положить ее темное тело на белый песок? О, да! И Дин явно представил себе мулатку с уже довольно позабытыми чертами почти неузнаваемого лица. Впрочем, это уже и не Зельда. Это какая-то Рианна 6 6 Робин Рианна Фенти (род. 1988) – барбадосская певица, фотомодель и модный дизайнер, официальный почетный посол культуры от Барбадоса. , с длинными ногами, вытянутыми на берегу моря, в откровенном купальнике и с капельками на животе. И Дин лежит с ней рядом в мокрых плавках, переворачивается набок, дотрагивается, а она ласково говорит ему «привет».

– Привет! – услышал Дин и будто очнулся от навеянного сна, не сразу понимая, где он и кто перед ним.

– Привет, мам, – ответил он, различив, наконец, худощавый силуэт родного человека. – Где ты была?

– У соседки. Прости, она меня задержала.

«Конечно же, она!» – мысленно пронеслось у юноши. – «Ты никогда не виновата!»

– Ну, как прошел день? – продолжала мать, слегка погладив сына по голове, как вернувшегося с гулянки любимого котенка.

– Все как обычно, не беспокойся.

– С кем-нибудь уже познакомился?

– Конечно.

– И?

– Что и? Первый день! – фыркнул Дин. – Мам, какие тут могут быть «и»?

– Почему ты такой раздраженный, я же извинилась!? – удивленно выпалила мать. – Ты так долго меня ждал?

– Минут десять, – смягчился Дин, пытаясь выжать улыбку, получившуюся чересчур натянутой и неестественной.

– Значит, есть сильно хочешь. Мужчины почему-то всегда ведут себя очень грубо, когда есть хотят.

– А женщины разве нет?

– Ну, мы многое стерпим и виду не покажем.

– Да уж, это точно. Порою невозможно догадаться, что вы на самом деле чувствуете, думаете, или хотите, – проворчал сын.

– Ох, ох, ох, – передразнила мать. – Какие речи!

Дверь открылась, и Дин сразу же пошел наверх к себе в комнату, чтобы переодеться и избавиться от ненавистной яркой белой рубашки, так как презирал излишний лоск в любом его проявлении.

– Не задерживайся там, и руки вымыть не забудь! – раздался позади повелительный женский голос.

В темно-зеленой футболке, тертых джинсах и кроссовках с липучками вместо шнурков, Дин появился на кухне и, не отвлекаясь на пустые разговоры, быстро проглотил поданный обед из первого и второго, залпом опорожнил стакан с ананасовым соком, затем сложил тарелки пирамидой и отнес в раковину. А мать в это время только заканчивала с супом.

– Ты была в магазине? – полюбопытствовал Дин.

Женщина неохотно кивнула, будто выходя из какого-то загадочного раздумья, и медленно проговорила:

– В холодильнике есть мороженое, хочешь?

На сей раз кивнул юноша, только бодрее. Он мигом раскрыл холодильник и разочарованно причмокнул:

– Большое ведерко…

– Съешь до половины, остальное оставишь нам с папой, – ответила мать. – Сама не знаю, почему я такое купила.

– Пока ем, оно растает.

– А я его снова заморожу.

Последняя фраза матери убедила сына подцепить ногтями крышку и сдернуть ее словно маску с показавшейся за ней бледной рожицы, расписанной клубничными разводами по образу индейского камуфляжа. Ткнув десертной ложкой промеж привидевшихся глаз, Дин вышел на крыльцо и вернулся с забытыми там учебниками.

– На улице слишком жарко, пойду к себе, – бросил он и, получив еще более затяжной материнский кивок, ловко вбежал по ступеням на второй этаж.

Комната Дина, или как ее называли родители – детская комната, больше напоминала едва обжитую туристами палатку. Стопки связанных книг, еще не расставленных на не прибитые полки; кипы белья и одежды, не уложенные в шкаф; не повешенные на стену плакаты любимых рок-групп, редко уже прослушиваемых в виду заезженности; коробка из-под маленького телевизора, набитая игрушками, к которым их хозяин уже вряд ли когда-нибудь притронется; коллекция немного поломанных в дороге самолетиков, приготовленных накануне для ремонта; ищущие место стулья, и стол, нашедший таковое у стены, напротив окна. Надо отметить, что упомянутый стол (как и остальная крупная мебель) предоставлялся в аренду вместе с жилплощадью и его новый, хоть и временный, владелец даже брезговал до него дотрагиваться. Ему также не хотелось засовывать в провонявший чужим запахом шкаф свою одежду и особенно спать на кровати с неизвестным прошлым, пока его комната не подверглась тщательной уборке. Брезгливость Дин унаследовал от матери, которая, в первый же день их заселения в этот дом, сразу взялась за дело. Терла, мыла, чистила с таким яростным усердием, что даже самый дотошный криминалист, после подобной дезинфекции, уже не отыскал бы ни единого отпечатка пальца предыдущих жильцов.