Ярослав Докучаев - Меландия

– Привет! – Мелани вытирает нос, размазывая кровь по щеке, а полицейский светит фонариком ей в лицо. – Ну хватит! – жмурится Мелани, а полицейский жестом подзывает полную женщину в форме, и та заглядывает в кабину.

– Мэм, выйдите из машины.

– Это что? – Мелани тянется к проводу на плече женщины.

– Терри, она в говно, – женщина одергивает ее руку. – Департамент полиции Лос-Анджелеса. Офицер Джонсон. Откройте дверь и выйдите из машины, – Мелани жмет что-то на двери, и она поднимается вверх. Мелани в коротком блестящем платье с глубоким вырезом. Между ног у нее блестит прозрачная статуэтка MTV.

– Помоги мне, пожалуйста, – она протягивает руку к полицейскому.

– Выйдите из машины, – отвечает тот, и Мелани, вздохнув, кладет ладонь на крышу и вытягивает себя из кабины. Рассыпавшись с подола ее платья, золотые кристаллы сверкают на асфальте среди осколков.

– Мэм, что это? – полицейский поднес один к глазам.

– Попробуй, – улыбается Мелани и удивленно смотрит вверх, будто провожая взглядом птицу.

– Нормально ее штырит, – усмехается Джонсон и поворачивается к парню с большой камерой. – Отойдите, здесь могут быть улики, – мигнув фотовспышкой, тот отступает назад.

– Как тебя зовут? – Мелани смотрит в глаза полицейскому, с которым они одного роста.

– Офицер Питерсон. Предъявите водительское удостоверение и документы на машину.

– Что? – непонимающе моргает Мелани.

– Водительское удостоверение и документы, – вздыхает Питерсон.

– У меня их нет, – коснувшись лица, Мелани удивленно смотрит на пальцы, измазанные кровью. – Я поранилась, – и улыбается полицейскому. – А что ты любишь?

– Что вы принимали? – будто не услышав, Мелани поворачивается и заглядывает в кабину. Подол платья поднимается, и на ее заднице появляется черный квадрат. Выпрямившись, Мелани протягивает полицейскому статуэтку MTV, в которой отражаются мигалки.

– Терри, – качает головой Джонсон. – Вяжи ее.

– Терри, – улыбается Мелани. – А я Мелани, – и кивает на статуэтку. – Смотри, какая…

– Мэм, вы арестованы, – Питерсон снимает с пояса наручники. Он берет Мелани за руку и та, подняв бровь, смотрит, как наручники защелкиваются на тонком запястье.

– Мне больно.

– Пот е рпите, – Питерсон кладет ладонь на плечо Мелани, но та, бросив статуэтку на асфальт, скидывает его руку.

– Права зачитай, – ее бровь надменно изгибается.

– Держите себя в руках, мэм, – вздыхает Питерсон. – Вы арестованы. Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете… – он осторожно кладет ладонь на плечо Мелани и разворачивает ее спиной. – …Предоставлен вам государством. Вы понимаете свои права?

– Пошел на хуй, – фыркает Мелани, и Питерсон поддакивает ее к машине. Опустив лицо, Мелани перешагивает через разбившуюся статуэтку и ступает босыми ногами по блестящему осколками асфальту, жмурясь от фотовспышек. Присев на корточки, Джонсон собирает золотые кристаллы в пакет.

Сообщение от Киры: «Юля, прости меня, дуру. Завтра отцу помочь надо, я уже сто лет ему обещаю вещи на дачу перевезти. В общем, не смогу. Винишко и омары с меня. Целую». Ну блин. Ну Кир. Только расслабилась. Бросаю стаканчик в урну и, разогнав стаю голубей, перебегаю узкую проезжую часть.

– Что? – недовольно отвечает Ульяна сонным голосом.

– Ой, разбудила?

– К делу.

– Короче, у меня оператор сорвался, – дверь подъезда заслоняет эклеры, что стройно блестят в витрине.

– Покажи другого.

– А нет другого, – поднимаюсь по широкой светлой лестнице с деревянными перилами. Лифт у нас есть, только пешком полезнее.

– Юля, – вздыхает Ульяна. – Я зря тратила на тебя время?

– Слушай, ну вы придумали на следующий день снимать, – отпираю дорогущую черную дверь. – Так срочно никто не готов.

– Поняла, – равнодушно отвечает Ульяна. – Всего доброго.

– Ну подожди, – скидываю туфли. – У нас стажерка есть. Что-то вроде понимает, но…

– Фото, – стоя в прихожей, открываю инсту Ани, последнюю фотку в ленте. Аня забралась в какой-то фонтан и стоит, счастливая, по колено в воде в длинной футболке с бегущим единорогом. Семьдесят лайков. Делаю скрин и отправляю.

– Сойдет, – вздыхает Ульяна. – До завтра.

Прошла в гостиную, уселась на диван и смотрю фотки Ани. 302 фолловера. Вот она обнимает усатого мужчину и кудрявую блондинку лет пятидесяти. «С годовщиной, любимые мои!» и десяток сердечек. Вот Аня в джинсовых шортах и фланелевой рубашке поставила босую ногу на табуретку, высунула язык и показывает козу, положив другую руку на гриф электрогитары. А вот удивленно смотрит на измазанную разноцветными красками футболку, а у ее ног в розовых кедах опрокинулся мольберт. «Упс(((».

Гляну сначала новый клип. Раскинув руки в длинных черных рукавах, Мелани лежит на расшитом цветами коричневом покрывале. Над резным изголовьем кровати мелькает неразборчивый пейзаж, а из окна в стене, обшитой темными деревянными панелями, на ее лицо светит вечернее солнце. Будто забытое и пыльное, звучит, поскрипывая, фортепиано. Мелани садится и опускает босые стопы на темный ковер. В классическом черном платье с длинным подолом она худая, но как если бы решила подсушиться, а не как полумертвый скелет, что встретила утром. Она собирает волосы золотой заколкой в виде летящей птицы, а потом встает, и кровать за ее спиной охватывает огонь. Мелани шагает, в такт глухим ударным, вдоль темной стены, а пламя на покрывале поднимается все выше, почти дотягиваясь до белого потолка. Огонь пляшет и на светлых обоях коридора, в который выходит Мелани и, проведя пальцами по пылающей стене, открывает коричневую дверь в небольшую комнату, стены которой увешаны яркими постерами. Мелькает вроде бы «Металлика», а гитару, лежащую на односпальной кровати без покрывала, тут же охватывает огонь. Он скачет по стене и быстро перепрыгивает на маленький деревянный стол с зеленой лампой, а словно далекие ноты вдруг непонятно цепляются за этот стол, ведь у меня почти такой же был, а над ним обои в цветочек и красные часы уже девять тридцать показывают и спать хочется очень.

– Ну вот же у тебя «шИрина», – красный ноготь тыкает в тетрадку. – А почему тут тогда «жЫраф»? – они классные, как лошади почти, только могут везде дотянуться.

– Потому что говорят так.

– Юль, ты тупая? – мама стучит пальцем по двойке на упражнении про гусей, которое утром делала. – Жи-ши с буквой и, – и отворачивается к двери, из которой громко поет. – Иду. Жи-ши…

А Мелани уже спускается по изогнутой лестнице в горящую гостиную, и в фотографии на стене, охваченной пламенем, трескается стекло. Из кресла перед камином валит густой черный дым, и она, повторяя шагами ритм нарастающих барабанов, проходит сквозь него к открытым дверям. Мелани шагает между розовых кустов, а окна второго этажа кирпичного особняка взрываются, выпуская языки пламени. Будто впитывая свет вечернего солнца, над пылающей черепицей возвышается огромная фиолетовая скала со сверкающими золотыми прожилками.