Александр Селиванов - Журналист меняет профессию. Сборник рассказов

– Почти двадцать три.

– Ужас!

– Я такой старый, что у меня сгнил паспорт.

Господи, как давно это было! И почему она согласилась выйти за меня замуж? Утешаю себя, что по любви.

* * *

В начале девяностых годов прошлого века я написал рассказ «Рядовой Синица».

Предлагать рассказ в какой-нибудь литературный журнал для публикации не хотелось, да и большая доля самоиронии не позволила это сделать. Одним словом, «Рядовой Синица» отправился в стол.

В это время в стране начал распространяться интернет – штука для тех лет весьма диковинная. И конечно, необходимая для таких авторов, как я.

Я отправил свой рассказ в электронную библиотеку Мошкова и был совершенно счастлив оттого, что он попал в журнал «Самиздат», один из разделов библиотеки. В тысяча девятьсот девяносто восьмом году рассказ участвовал в литературном конкурсе «Тенёта». Вот, собственно, и вся его история.

Ну почти вся…

Спустя десять лет ради любопытства набираю в поисковике словосочетание «Рядовой Синица». И что я вижу? На мой рассказ идут десятки ссылок, и к тому же он попал в какой-то тест Живого журнала «А какие произведения похожи на ваш блог?». В разных журналах «Рядовой Синица» соседствует в списке с произведениями Джона Ле Карре, Эрнеста Хемингуэя, Рюноскэ Акутагава, Николая Лескова и других писателей, ставших уже классиками.

И я среди них. Вот так-то!

* * *

И была жара страшная, и было видение…

Будто соткался из сигаретного дыма в редакции высокий, тощего вида гражданин в клетчатом пиджаке на голое тело и мятых коротких штанах. Физиономия причём была в монокле и глумливая.

– Ба! Сан Саныч! – орал он, расхаживая по кабинетам. – Какие люди! Позвольте пожать, Эдуард Николаевич, вашу честную руку. Нижайше, нижайше…

Сиплый голос кричал из отдела новостей:

– Владивосток? Алло, это Владивосток?! Это из Новосибирска.

Струйкой проник затем в отдел писем и сгустился напротив меня:

– Вот так да, тёзка!

Его монокль сверкнул в окне.

– Простите, – я спросил, – а откуда вы знаете, как меня зовут?

– Осведомился.

«Действительно, – подумал я, – он мог у кого угодно в редакции спросить, как глупо…»

– Я сам ужасно сметён, – орал клетчатый, заглядывая в мои бумаги, отчего выгнулся и стал похож на коромысло, – я не представился. Па-а-звольте: Костя Гаер, антрепренёр.

Что-то вычитав на моём столе, гражданин сделался восторжен.

– Слог! Что за слог! А стиль… Гомер и Гоголь в одном лице. Вам бы, батенька, стихи писать. Что ни слово – золото!

Я смутился:

– Вы, собственно, по делу?

– По делу, все мы по делу.

– Слушаю вас.

Заглянул главный редактор, и клетчатый гражданин отрекомендовался:

– Ихний тёзка.

Я повторил:

– Слушаю вас.

Тут клетчатый отколол такую штуку. Вытащил из пиджака грязный платок и, уткнувшись в него, загнусавил, содрогаясь:

– Слышать не могу юмористов. Как о них вспомню, рыдать хочется. Всю душу своими шутками мне испоганили, – и оттопырил пиджак, под которым белело голое тело. – Вот они, юмористы-то, до чего доводят! Да возьмите две любые страницы из их рассказов – разве это писатели?

И уж совсем согнувшись, уткнулся в моё плечо:

– А у меня душа, может, по смеху чистому истосковалась. Может, она смеха как серебряный колокольчик жаждет, чистого, без пошлости. Чтоб сидеть на концерте иль газетку читать и тихо радоваться. Соглашайтесь.

Я спросил:

– На что?

И высокий гражданин перешёл к делу. Хорошо бы нашей газете отдавать страницы под юмор. Пропускать и вычитывать материалы он, Костя Гаер, будет сам. Не справится – друзей позовёт. В мою задачу входит бегать с материалами в машбюро, а затем к редактору.

– Да мы такое устроим! Такое! – орал он. – Тут вход парадный и белый, вывеска «Клуб юмористов». Или нет. Это будет театр. Тут тумба, тут… Вот что! Это будет «Варьете»! Ах, как хорошо. Мы открываем «Варьете», директор – я! Всё закружится, всё завертится!

И замахал, ей-ей дьявол, руками, отчего стал похож на ветреную мельницу. И пропал, подлец.

А на следующий день на стене редакции висело объявление:

«Приказ № (такой-то)

1. Открыть на страницах газеты раздел «Варьете».

2. Просить гр-на К. Гаера быть его директором.

3. Репертуар «Варьете» печатать на страницах газеты.

Редактор имярек».

Под чем красовалась клякса – жирная, чёрная. И подпись: «Согласен. Костя Гаер».

В тексте упоминаются реальные персонажи. Хриплый голос из отдела новостей – это Витька Гагарин, который целыми днями обзванивал региональных собкоров. Вскоре он уволился из «Нашей газеты», открыл «Сибирское новостное агентство» и переманил к себе пару человек, в том числе и меня.

А Сан Саныч – это ответсек Братович, вечный персонаж журналистских баек. Рассказывали, что однажды Сан Саныч допился до такого состояния, что решил покончить с собой. Вышел на балкон, сиганул вниз. На втором этаже были натянуты бельевые верёвки, которые смягчили приземление тела на клумбу. Перепуганный хозяин квартиры со второго этажа выскочил на улицу и набил Братовичу физиономию. Таких баек про Сан Саныча рассказывали очень много.

Юмореска не была напечатана в «Нашей газете», но зато она отправила меня в Ригу на первый Международный фестиваль сатиры и юмора «Море смеха – 91».

* * *

С двадцать шестого по двадцать восьмое апреля в Риге проходил первый Международный фестиваль сатиры и юмора, посвящённый восьмидесятилетию Аркадия Райкина, «Море смеха». По заданию редакции я прилетел в столицу Латвии искать новых авторов для нашего издания.

Я, наверное, единственный, кто честно просмотрел все номера отборочного этапа. Молодой был, глупый. Остальные журналисты гуляли по Риге, сидели в кафешках, пили в гостинице.

Фестиваль проходил в Доме офицеров. На дворе, напомню, тысяча девятьсот девяносто первый год – самый разгар перестройки.

Ведущий фестиваля Марк Дубовский шутил со сцены:

– Мы, латыши, не против президентского правления, но – президентского правления Буша!

Владимир Данилец и Владимир Моисеенко рассказывали, что «кролики – это не только ценный мех, но и три-четыре килограмма диетического, легкоусвояемого мяса».

Джигурда ревел на гитаре:

– Пере-пере-перестройка!

А за кулисами бегал начальник Дома офицеров: «Если вы не прекратите шутить о партии и правительстве, я выключу свет и звук!»

У меня был пропуск за кулисы. После каждого интересного выступления я находил автора и предлагал сотрудничество с нашим изданием. Подошёл к Шендеровичу.