Светлана Данилина - Гуманитарная миссия

А сосед Семён Петрович, который обычно рыбачит неподалёку – на следующем небольшом прибрежном пятачке у заросшей вётлами речушки, сказал недавно Тане и её мужу:

– Воздух у вас здесь какой! Вкусный! Пить его хочется!

И чета, подумав, согласилась с сентенцией приехавшего погостить Семёна Петровича. Препожаловал Семён Петрович, надо сказать, из Подмосковья, где он тоже регулярно ловит рыбу и дышит свежим воздухом на природе, в леcах и на разных водоёмах.

И Таня с мужем – совсем не местные жители, они тоже приехали, причём издалека. Но сосед считает их аборигенами, по крайней мере, потому что ездят они сюда, в Танину родовую вотчину, ежегодно.

«И что же такого в этом воздухе? – думает Таня, глядя на водную едва заметную рябь. – Чем он таким отличается? Смесь трав? Вода? Чернозём? Коктейль какой-то особый получается. Что-то такое неповторимое в этом есть».

– Сейчас ливанёт! – прерывает её неторопливые размышления муж.

– Ага, – откликается Таня и смотрит на небо.

С севера надвигается тёмная по краям, местами чуть синеватая, с белыми нехорошими тяжёлыми клубами, насупленная, серьёзная туча.

– Ой, какая! – говорит Таня и, задрав голову кверху, начинает разглядывать чудовище.

– А может, и пронесёт, – раздумывает она вслух, – с той стороны не наш дождь.

Все местные приметы они знают – дождь сюда приходит, как правило, с запада. Как потемнеет небо за дальними посадками, застучат по рельсам где-то за горизонтом колёса обычно неслышного поезда – дождь пойдёт неминуемо.

А сейчас дождь им не страшен.

Он и так потихоньку иногда начинает капать сквозь ветки, а иногда и прекращает.

К тому же у Тани есть зонт, который она время от времени, в зависимости от интенсивности осадков, открывает. И сидит на раскладном стуле с удочкой в одной руке и с зонтиком в другой. А рыбу муж ловит. Таня только иногда посматривает на бело-алый длинный поплавок. И, когда у неё клюёт и поплавок уходит под воду, она удочку мужу аккуратно передаёт – рыбу снять, червяка насадить, забросить. И ему, одетому в дождевик, тоже дождь не страшен.

– Может, домой пойдём? – для проформы спрашивает Таня, созерцая запрыгавшие капли на воде.

– Нет, – слышит она в ответ, – ты иди, если хочешь.

Отрываться от любимого занятия рыбаку не хочется. Караси клюют на обе удочки, и садок уверенно наполняется.

И Тане тоже хорошо, и она готова переждать дождь, который обязательно когда-нибудь закончится – не вечно же ему идти.

– Смотри, – вдруг восклицает Таня, – бабочка!

Напротив, над камышом у противоположного берега, быстро перебирая крыльями – желтоватыми с тёмным ободком, с несколькими нежно-голубыми и одним красным пятнышками, летит большая красивая бабочка.

– Махаон, – говорит муж.

И пара провожает её полёт взглядами.

– Нет, не будет дождя, – понимает и говорит Таня. – Бабочка лучше знает. У неё природное чутьё. Что она, дурочка, что ли, – под дождём летать?

– Ну как, много наловили? – неожиданно раздаётся голос сзади – с тропинки из-за кустов.

Пара оборачивается на зычные ноты.

К ним на очищенный от камышей пятачок в зарослях ивняка заглядывает дядя Миша, обычно рыбачащий по соседству.

– Нормально, – отвечает Танин муж.

– А где этот? – дядя Миша по-свойски кивает головой направо.

Там на собственноручно сооружённых из старых досок мостках обычно рыбачит упоминавшийся ранее Семён Петрович.

– Не знаем, – отвечает Таня – соседа они сегодня не видели, да и не слышали.

В своём сложившемся за месяц речном сообществе о присутствии друг друга они могут только догадываться – преимущественно по звукам. Места здесь негласно распределены, и у каждого свой «кармашек» на берегу.

– Эй! Петрович! – громко окликает окрестности дядя Миша.

Ответа нет.

– Дома сидит, – догадывается дядя Миша и продолжает, – а то вчера был утоп!

– Как? – пугается Таня.

– Уто-о-о-оп, – повторяет дядя Миша и резко взмахивает рукой.

От его категоричного жеста и интонации, хлёстко и чётко передающей свершившееся действие, Таня с мужем пугаются ещё больше.

– Да я его вытащил, – как ни в чём не бывало продолжает рассказчик.

Слушатели выдыхают – жив Семён Петрович. Ничего страшного не случилось. Это просто стиль такой у дяди Миши.

А тот начинает повествование:

– Сижу. Слышу – кричит: «Мишка! Помоги!» Я – к нему! Смотрю – только очки из тины торчат! Ах ты! Я – туда-сюда… Вытащил!

– Как же он так? – ахает Таня.

– Крючок зацепился – а он – вытаскивать! Улез да завяз! – поясняет дядя Миша. – В тине. Хорошо – я рядом. А то был совсем затянуло.

– Так тут же мелко, – говорит Танин муж.

– Пьяный, – объясняет дядя Миша и замолкает.

– И что? – спрашивает Таня.

– Ну что? – дядя Миша немногословен. – Собрал манатки и домой пошёл.

Он делает паузу и смотрит, как Танин муж вытаскивает удочку, снимает с крючка пойманного карася и опускает его в садок.

– А у меня сеть украли. Поставил – прихожу – нету! – делится он новой бедой.

– А ты в рыбнадзор пожалуйся! – советует Танин муж.

– Ага, – тянет дядя Миша и, не найдя должного сочувствия, уходит – то ли искать сеть, то ли новое место.

Тут начинается сильный дождь из подтянувшейся с северной стороны тучи – приметы не срабатывают. Крупные тяжёлые капли так и частят по воде.

– Какая-то неправильная бабочка была, – говорит Таня, – ничего в погоде не понимает.

– И что её туда понесло? – откликается муж.

– Там и укрыться негде, – волнуется Таня. – Может, до деревьев хоть успела долететь?

А рыбакам дождь не страшен. На них не капает – у них есть зонт, плащ и кроны вётел над головой. К тому же клёв продолжается.

– Да чтоб тебя! – раздаётся откуда-то слева – издалека.

Это рыбачащий чуть дальше ещё один сосед Виталик.

– Ты чаво? – трубно кричит ему из соседней рыболовной ячейки любопытный дядя Миша.

Но голос на вопрос не отвечает и продолжает непотребно ругаться:

– Сорвался, гад! Леску порвал!

И долго ещё берега оглашаются громкой бранью и непечатными угрозами незадачливого рыболова. Самым невинным звучит посул сбегать домой, принести ведро солярки и вылить в реку – назло ушедшему, как выясняется, карпу.

Караси, между тем, исправно клюют, дождь то стихает, то усиливается, мир прекрасен, и воздух упоителен. На какой-то момент даже проглядывает солнце, небо становится совершенно чистым, безоблачно-прозрачным и ласково-голубым. Воспоминания о дожде рассеиваются. День кажется светлым и приветливым.

Над вётлами появляется прилетевшая с дальнего пруда сизовато-голубоватая цапля, в какой-то момент она перестаёт махать большими крыльями, широко раскидывает их и плавно парит высоко над рекой и деревьями. Затем она снижается, заходит на посадку и устраивается на верхушке одной из дальних вётел. Вскоре оттуда раздаётся её протяжное и резкое противное «ка-га».