Вадим Обёртышев - Адам, Последний человек

Но в тот момент, когда Богданова назвала его Адамом, он еще не умел убавлять звук, и Голос абсолютно железной логикой и многочисленными примерами из жизни задушил на корню так неожиданно и робко распускающий свой первый листок романтический порыв. Особенно подействовало на него упоминание старого приятеля, от которого после десяти лет совместной жизни ушла жена. На глазах у Забодалова красиво начавшаяся со слов о любви история со временем съехала на слова о хозяйстве, ремонте, регулярном питании, удовлетворенности в половой жизни, а кончилось все тем, что когда-то страстно влюбленная нашла себе заведующего хозяйством достойного размера и темперамента и радостно рассказывала всем о многочисленных недостатках своего когда-то возлюбленного, отделяя последнюю фалангу мизинца большим пальцем и смачно пропевая букву «у», говорила: «Таку-у-у-у-усенький». Голос во всех красках расписал эту ситуацию и предложил Забодалову представить доктора Богданову, бегающую по больнице и обсуждающую с медсестрами… И несмотря на то, что тогда за счет мобилизации остатков железной воли удалось вернуть дар речи и пролепетать какую-то чушь про срочный вызов для прочистки Главного Рубильника, Забодалов испытывал трепетное чувство всякий раз, когда встречал ее взгляд в коридоре или стоял рядом в лифте или в очереди в буфете. Он долго рылся в своей голове, пытаясь найти этому ощущению какое-нибудь соответствие в русском языке, но безрезультатно. Единственное, что приходило ему на ум, это почему-то ощущение океана. Всего один раз в жизни ему удалось добраться до этой стихии. Он простоял на обрывистом берегу целый день и, казалось, готов был стоять всю жизнь, но появился Голос и с патетической интонацией пропел, что пора уходить, что впереди слишком много важных дел. Каких именно, Забодалов не понял, но послушался и ушел, и больше никогда не возвращался к океану. Но это ощущение пребывания на краю океанской бесконечности появлялось всякий раз, когда Богданова оказывалась рядом. Она была океаном, и в океан можно было броситься. И утонуть. Но в океане утонуть не страшно. Утонуть страшно в луже или в болоте. И даже не страшно, а обидно. А в океане не обидно. Он вечен. Становясь частью океана, приобщаешься к вечности. Такое, мягко говоря, странное ощущение женщины Забодалов испытывал только по отношению к доктору Богдановой. С остальными все было банально и просто, разве что он всегда старался ограничивать роман одним днем, или одним свиданием, потому что безумно боялся выдать свои так тщательно скрываемые секреты. Но никогда раньше Голос, все время пытавшийся уберечь Забодалова от поспешных решений и необдуманных поступков, не вторгался в сферу отношений с женщинами, поэтому его появление при первой встрече с Богдановой, удивило и насторожило, а прочитанная при этом лекция о возможных последствиях попытки впервые в жизни по-настоящему влюбиться просто выбила Забодалова из колеи. Он полностью отказался от каких-либо шагов и действий, которые могли быть истолкованы как намеки на установление отношений или даже простое заигрывание.

И вот теперь она опять назвала его Адамом и пригласила к себе в кабинет, причем не официально, даже не пытаясь замаскироваться ввинчиванием какой-нибудь нестандартной лампочки. Забодалову раньше намекали, что она то замолкает невпопад при его появлении, то начинает слишком суетиться… Но все подобные разговоры Адам довольно резко пресекал, а когда терапевт Рейкин, долго и безрезультатно отплясывавший вокруг Богдановой, из ревности, а скорее из глупости сочинил идиотский стишок: «Скажи, Богданова Людмила, зачем ты лампочку разбила? Она молчит, не отвечает и об электрике мечтает», Забодалов позаимствовал у приятеля в зоопарке живого скунса и, подобрав ключи, посадил его на час в новую рейкинскую машину. После этого Рейкину стало не до стихотворчества, так как он все свое свободное время искал в машине сдохшую, по его мнению, мышь. При этом он так вонял смесью скунса и разных дезодорантов, что психи стали принимать его за своего и не хотели показывать язык и говорить «а-а-а-а».

Задумчивый Забодалов сидел в старом стоматологическом кресле и внимательно следил за тем, как секундная стрелка бесшумных электрических часов неумолимо нарезает минуты, оставшиеся на решение самого популярного вопроса всех исторических хит-парадов всех времен и народов: Что делать?

Психиатр Людмила Георгиевна Богданова не была создана для психиатрии и для медицины вообще. Тот, кто впервые видел ее без белого докторского халата, мог предположить, что она либо преподает аэробику, либо ходит в цирке по канату, и это соответствовало ее облику, хоть и было далеко от действительности. Когда-то балетная школа и художественная гимнастика создали гармонию линий и пропорций, которую, независимо от вкусов и пристрастий воспевали в своих твореньях величайшие художники во все времена. Ее грация производила впечатление не только на ценителей классической женской красоты, но даже на самых буйных обитателей больницы действовала гипнотически. В присутствии доктора Богдановой больные на голову граждане замолкали и беспрекословно делали все, что от них требовалось. Но в ранней юности будущая доктор Богданова никогда не собиралась связывать свою судьбу с балетом или со спортом и тем более с медициной. Все думали, что она пойдет по чисто гуманитарной дорожке и займется историей, филологией или, скорее всего, юриспруденцией. А судьба обошлась с ней довольно странно, послав сразу после окончания школы молодого интересного студента медика, собирающегося стать вторым Фрейдом или Юнгом. Этот юноша и предопределил судьбу несостоявшегося адвоката Богдановой, уговорив ее заняться медициной и став на ближайшие десять лет ее мужем. Но, как это часто бывает, юношеские амбиции разбились о нерешенные бытовые проблемы, до Фрейда с Юнгом дотянуться не удалось, как не удалось пролепетать в науке хоть что-то внятное и разумное, и несмотря на то, что кандидатская и была защищена, она представляла собой абсолютно безжизненную гипотезу, тонущую в океане пустой терминологической трескотни. Неоправданные ожидания плохо сказались на характере, появился комплекс непризнанного гения, он разругался со всеми старыми друзьями, завел новых, которые были поглупее и могли еще слушать его псевдонаучную болтовню, основанную на интересных догадках студенческой поры. Она достойно несла свой крест, не жалуясь и не стремясь изменить что-то в своей жизни, пытаясь всячески поддержать человека, с которым когда-то решила связать свою судьбу, и стараясь не задумываться над возможной ошибочностью сделанного выбора. Даже написала за него две статьи, которые имели большой успех, что полностью вывело его из себя. Он нашел молодую глупую медсестру, сначала пропадал с ней целыми днями, а потом и совсем ушел из дома. Детей у них не было, и развод не создал больших трудностей. На следующий после развода день они поняли, что, в действительности, все это время были совершенно чужими людьми, а через пару лет уже даже не вспоминали о прожитых вместе годах, а воспринимали их как время, проведенное с кем-то в одной квартире.