Вадим Обёртышев - Адам, Последний человек

Сразу после развода вокруг Богдановой появилось несколько шмелевидных кавалеров, деловито жужжащих, подергивающих толстыми пузиками и наперебой рассказывающих о своем все улучшающемся материальном положении, здоровье, лучезарных перспективах и так далее. Ей они говорили, что ценят ее за ум и обаяние, и что быть рядом с такой женщиной для них большое счастье. По поводу обаяния все было понятно, а вот что касается ума… Сначала Богданова никак не могла понять, что они имеют в виду. Но потом она провела ряд незаметных экспериментов над своими воздыхателями и поняла, что ее ум для них заключается в том, что она сразу и безошибочно определяет то, что они хотят от нее услышать. Это даже превратилось в маленькую игру по дрессировке самодовольных зверьков при помощи ключевых слов и жестов. Все, начиная с доминантного самца в стае бабуинов и кончая любителем садово-огородной тематики, охотно демонстрировали выработанные опытной рукой профессионала рефлексы и при этом были безмерно счастливы. Но даже несмотря на то, что трое из них были не женаты, двое уже подали на развод, а остальные собирались разводиться, она отказала всем, повергнув в шок своих подруг и еще больше убедившись в своей правоте после прослушивания их чистосердечных наставлений по поводу различных способов достижения женского счастья. Полный перечень всего, для чего может понадобиться мужчина, начиная с создания уютного гнездышка со звонкоголосыми птенчиками до использования в качестве вибратора, не требующего замены батареек, сердобольные подруги пытались привести в качестве аргумента для выбора одного, пусть не идеального, но и далеко не самого плохого спутника жизни. В итоге, чтобы не заразиться среднестатистической глупостью, с большинством подруг пришлось расстаться. Она хотела общаться только с теми, кому было совершенно все равно, как и с кем она живет, и вообще хотелось оставить все разговоры на тему отношений с мужчинами. Но таких равнодушных среди ее подруг не оказалось, и она осталась наедине с работой и музыкой, которая заполняла все ее оставшееся пространство и время. От миллионов других одиноких женщин ее отличало только то, что она никак не пыталась устроить свою повседневность, потому что знала наверняка, что скоро произойдет главное событие ее жизни, и что именно тогда ей придется определить свою судьбу. И это ей сообщила собака. Да, самая нелепая дворняга, которую только можно представить, подошла к психиатру Богдановой, когда она возвращалась после развода домой, и тихо, но очень уверенно сказала:

– Если хочешь знать, что будет дальше, купи мне триста грамм «Докторской» колбасы. И еще большой пакет еды для немолодых собак с разными полезными добавками. И еще хорошо бы переночевать в тепле, а то ночи уже холодные.

Будучи хорошим специалистом в своей области, доктор Богданова списала все на стрессовое состояние и усталость после развода, но пожалела этого Квазимоду животного мира и взяла его к себе, купив еще мягкую подстилку для спанья, способную сделать счастливой любую, даже самую привередливую собачку королевских кровей. Зайдя домой и по-хозяйски осмотревшись в квартире, пока еще безымянный пес, громко чавкая, слопал триста грамм «Докторской», затем деловито обнюхал положенную в прихожей импортную подстилку, саркастически хмыкнул, сказал «спокойной ночи» и пошел в спальню, где, улегшись поудобней на подушках, стал заниматься традиционным собачьим чесанием, лизанием и отловом, по всей видимости, многочисленных блох. Услышав вежливое «спокойной ночи» и увидев, что ее кровать уже занята, Богданова налила себе вина и села на диван, пытаясь мобилизовать все свои знания для рационального объяснения происходящего.

– Кстати, во дворе меня прозвали Дарвин, – донеслось из спальни.

– А меня зовут Людмила, – вежливо ответила она и, глубоко вздохнув, добавила: – И почему это со мной произошло?

– Потом узнаешь, – опять донеслось из спальни.

Она залпом выпила бокал вина и налила еще.

Утром доктор Богданова проснулась, сидя на диване с пустой бутылкой в одной и бокалом в другой руке. Новый жилец сидел перед ней и внимательно рассматривал этикетку на бутылке, которую она держала.

– Доброе утро, господин Дарвин, – на всякий случай сказала Богданова, надеясь, что вчерашнее происшествие – это только слуховая галлюцинация.

Дарвин встал и дружелюбно завилял хвостом. Потом они позавтракали в абсолютной тишине после чего он подошел к двери и на чистом собачьем языке сказал:

– Гав.

– Простите, что вы сказали? – еще не веря своему счастью, пролепетала Богданова.

– Гав, – повторил Дарвин и царапнул лапой по двери.

– Вы, наверно, на улицу, хотите погулять, так сказать пройтись… – понимающим тоном сказала Людмила, опасаясь услышать в ответ. – Ну это и ежу понятно, куда и зачем мне надо.

Но Дарвин промолчал, только внимательно посмотрел на нее, и в его глазах она прочитала все то, о чем только что подумала.

Первые месяцы пребывания Дарвина в квартире прошли совершенно спокойно. Каждое утро Людмила выпускала его во двор, а сама шла на работу, а на обратном пути Дарвин встречал ее у подъезда, и они шли ужинать. За все время, прошедшее со дня их знакомства, он не проронил больше ни слова, и она совсем успокоилась, объяснив себе механизм и причины странных слуховых галлюцинаций. И хотя в доме с появлением собаки прибавилось забот, доктор Богданова была очень рада такому новшеству в своей жизни. Правда, некоторые моменты в поведении Дарвина настораживали ее. Например, он всегда очень внимательно и с явным удовольствием слушал классическую музыку, иногда довольно правдоподобно дирижируя хвостом. Это противоречило всему, что говорили в институте на зоопсихологии, и она даже подумывала о написании статьи о музыкальных способностях Дарвина, но побоялась, что в результате с ним начнут проводить какие-нибудь опыты или вообще заберут у нее во имя науки. Второй особенностью Дарвина было то, что он очень интересовался самой Людмилой. Стоило ей начать переодеваться, он бросал все свои собачьи дела и, выглядывая откуда-нибудь, внимательно ее рассматривал, а когда она шла в ванную, он, как камбала, расплющивался по полу и пытался заглянуть в щель под дверью. Один раз ему даже удалось повернуть зубами круглую дверную ручку, но Людмила уже стояла в халате с намотанным на голову полотенцем. Он досадливо фыркнул и пошел на свою подстилку, что-то бормоча себе под нос. Зная такую особенность поведения Дарвина, Людмила всегда выставляла его из спальни и из ванной, но один раз, когда внезапно зазвонил телефон, она, забыв про назойливого барбоса, прибежала в комнату в одних шлепанцах с полотенцем в руках. Добежав до телефона и схватив трубку, она увидела довольную физиономию Дарвина, который сидел напротив, развалившись в кресле, и улыбался своей собачьей улыбкой. Людмила со злостью бросила телефон, даже не узнав, кто звонил.