Вадим Обёртышев - Адам, Последний человек

– И не стыдно? – задала она риторический вопрос, заворачиваясь в большое махровое полотенце и думая, как бы отомстить добившемуся своего наглому животному.

– Нисколько не стыдно. Даже наоборот, очень рад за тебя, – совершенно конкретно ответило наглое животное, зевнуло, начало чесать задней лапой за ухом и добавило – потому что помывка тела и другие гигиенические процедуры – залог долгой и счастливой жизни.

«Все кончено», – сказала себе Богданова. Речь Дарвина произвела на нее сильное впечатление. Особенно слова «гигиенические процедуры» в устах собаки звучали как приговор к принудительному лечению и запрету далее заниматься психиатрией. Эти слова всегда ассоциировалось у Людмилы со стройным рядом упитанных женщин в зеленых халатах с красным крестом на рукаве и противогазом через плечо, проверяющих чистоту рук у выходивших из общественных туалетов граждан, а когда Дарвин закончил свою речь, все эти плакатные санитарки вдруг окружили ее и стали на перебой требовать справку о психическом здоровье. Все вокруг стало мягким и покачнулось…

Она очнулась от того, что волосы, беспорядочно разбросанные по плечам и груди, щекотали кожу, шевелясь от легкого движения воздуха, создаваемого стоящим перед ней вентилятором.

– Это вы сами его принесли и включили? – спросила она сидящего рядом Дарвина.

– Нет, слесаря вызывал, – ответил пес, явно обрадовавшись тому, что она пришла в себя. – Пожалуйста, не падай больше в обморок, это меня нервирует.

Осмотревшись по сторонам, Людмила поняла, что по-прежнему находится в своей квартире и ничего страшного с ней не произошло, кроме того, что из мира, где все было понятно объяснимо и предсказуемо, она попала в мир говорящих собак, которые обладают определенным чувством юмора и даже, не читая инструкции, могут пользоваться электроприборами. И жизнь в этом новом для себя мире она начала с того, что поправила немного сбившееся махровое полотенце и строгим официальным голосом сказала:

– Господин Дарвин, перестаньте мне тыкать, мы с шампанского на брудершафт не пили!

– А я вообще не пью, – неожиданно стал оправдываться Дарвин, – и на самом деле я бы рад, но понимаешь, не положено мне тебя на Вы называть.

– Кем это не положено?! Это что значит, – завелась, уже полностью придя в себя, Богданова, – что есть еще главный говорящий барбос, который откусит вам хвост, если вы проявите самую элементарную вежливость по отношению к женщине и будете называть меня на Вы?

– И вовсе не барбос, и ничего он мне не откусит, – опять неуклюже попытался оправдаться Дарвин. – И вообще, – он перешел на строгий повелительный тон, – прекрати здесь кипеть свой разум возмущенный. Твое главное дело сидеть и слушать, что я сейчас скажу.

Последняя фраза прозвучала очень убедительно, и Людмила спокойно прилегла на диван, поудобней расположившись на подушках и положив одну руку за голову.

– О-о-о да-а-а-а, – пропел Дарвин, как будто увидел что-то давно ожидаемое, но никогда ранее не виденное. – Ну, приступим к самому важному, объясняющему, почему ты здесь, а главное, почему я здесь. Но сначала, как человек научно грамотный, ты должна безоговорочно принять новую аксиоматику своего существования, иначе тебе просто конец.

– Что-то у вас не очень богатый выбор вариантов, но я согласна, – ответила Людмила, включив все свое обаяние и пытаясь смягчить ставшего таким суровым Дарвина.

Заметив это, Дарвин на секунду скорчил умилительную рожу и сразу опять стал серьезным и сосредоточенным.

– Итак, аксиома номер раз: ты не сошла с ума, и все, что ты видишь и слышишь – реально и не является результатом больного воображения. Аксиома номер два…

– А сколько всего? – перебила его Богданова, пытаясь хоть немного сбить спесь с грубияна, не желающего называть ее на Вы.

– Вообще, Вселенская, только одна, – без тени смущения заявил Дарвин, – вторую я придумал сам… но для твоей же пользы.

– Хорошо, огласите, пожалуйста, результат своего законотворчества.

– Аксиома номер вторая, – торжественно произнес Дарвин, встав на задние лапы и скрестив передние на груди. – Я тебе, бл… не задрипанный собак, бл… я тебе е… на самом деле…

– Послушайте, незадрипанный собак, где вы учились говорить? – опять перебила его Богданова. – Если не хотите называть меня на Вы, то по крайней мере следите за культурой своей речи, если вы вообще понимаете, что это такое.

– А ты что думаешь, – возмутился оскорбленный Дарвин, – такой мордой можно разговаривать пятистопным ямбом с гекзаметром во второй октаве?

По глазам было видно, что он знает, что сказал сейчас страшную чушь, но упоминание ямба и гекзаметра явно подействовало на Богданову успокаивающе, и она извиняюще наклонила голову, предлагая Дарвину продолжить.

– Я не блохастый canis lupus familiaris, – гордо сказал он и сделал многозначительную паузу, – я ангел, который пришел, чтобы привести тебя ко вратам судьбы твоей. И если ты готова принять это сердцем и разумом, положи правую руку на лоб, а левую на живот…

– А живот-то тут при чем? – опять возмутилась Богданова, все еще воспринимая ситуацию как странную, неизвестно кем и зачем затеянную игру.

– Делай, что тебе говорят, – прорычал уже не на шутку рассерженный Дарвин.

– Хорошо, – и она встала с дивана, расположив руки, как он требовал.

– На живот, а не на полотенце, – приказным тоном опять прорычал новоявленный ангел и показал клыки.

– Еще чего?! М-м-маньяк, – уже испуганно проговорила Богданова, но все-таки сделала, что он просил, и бросила полотенце на диван.

– Правую на лоб, – рявкнул Дарвин.

Людмила начала беспорядочно менять руки, но не могла вспомнить, где право, где лево, и, окончательно запутавшись, закрыла ладонями лицо и заплакала. Проплакав минуту и поняв, что вокруг ничего не происходит, Людмила с опаской опустила руки и увидела, что только что грозно рычащий тиран сидит перед вентилятором и пытается своей неуклюжей лапой переключить скорость вращения. Догадавшись по прекратившимся всхлипываниям, что она уже в порядке, пес бросил взгляд в ее сторону и опять вернулся к своему вентилятору.

– Можешь одеваться, – сказал он после короткой паузы тоном, каким говорят врачи своим пациентам после осмотра.

– И это все, что я должна была услышать и узнать от посетившего меня ангела? – искренне удивилась Богданова. – Кстати, как вас на самом деле зовут? Мне кажется, имя Дарвин вполне годится только для собаки или для обезьяны, но не для ангела.

– Правильно соображаешь, – опять съехал на вульгарный тон хвостатый небожитель, – но ангелу-хранителю имени не положено, и…

– Так вы мой ангел-хранитель?! – забыв про все, радостно захлопала в ладоши и запрыгала на месте Богданова.