Любовь Гайдученко - Скольжение в бездну

Да, когда она любила, она отдавала себя целиком, без остатка. Заурядным людям это было не нужно, они тяготились таким безразмерным чувством, потому что самим им взамен отдать было нечего, а незаурядных ей, видимо, всё-таки не встретилось… Подруга, с которой она провела почти двадцать лет, вообще не способна была никого любить – кроме себя. Она была законченная эгоистка, поэтому чувства нашей героини принимала вполне потребительски, её можно было понять – они встретились, когда той уже перевалило за 65, она была очень одинокой, никому не нужной старой девой, а тут вдруг такое!!! Обожание, а самое главное, чуть ли не материнская забота! Помнится, она даже ботинки любила ей надевать, вообще на каждом шагу пыталась как можно чаще проявлять заботы любого характера, обосновывая, что ведь – «человек пожилой, ему уже трудно». На самом деле здоровячка-подруга, сорок лет отъездившая на лошадях (она была просто помешана на конном спорте, редкостная фанатка, а этот спорт закаляет человека как никакой другой, делает его очень сильным и выносливым), могла дать сто очков любому двадцатилетнему и по части здоровья, и по любой другой части. И вообще она принадлежала к поколению, пережившему войну, а этим людям ничего уже не было страшно, они хлебнули такого, чего мы все, слава Богу, избежали – благодаря, опять же, этим людям. И никто теперь даже не задумывается, на костях скольких поколений было построено вот это наше циничное общество, которому наплевать на своё прошлое.

Ну да ладно, шли мы долго к тому, чтобы совесть окончательно атрофировалась, и наконец-то пришли. Доказывать не надо – достаточно вокруг посмотреть. Да и стыдить кого бы то ни было смешно и бесполезно – это нужно делать в двухлетнем возрасте, только тоже бесполезно: малыш вырастет и увидит, что, оказывается, гораздо удобнее соблюдать прежде всего свои интересы, а всякие там «высокие материи» – кому это нужно? Это только редкие чудаки и неудачники живут по каким-то непонятным критериям, а на самом деле всё предельно просто: вот мой рот, вот моя ложка. И давайте не будем разводить всякую заумь вокруг того, что понятно абсолютно каждому.

Почему же она-то отбилась от общего стада? Ну откуда взялись все эти нетипичные проявления – и ведь, может быть, именно они стали причиной, что пришла она к такому жуткому краху, когда потеряла самое основное, нужное человеку: крышу над головой? Опять же хочется вспомнить бабушку. Лет в десять она ей доказывала, и очень убедительно, раскладывая по полочкам, соблюдая все законы логики, что коммунисты уже потому неправы, что лгут на каждом шагу, а ложь и фальшь она остро чувствовала с младенчества. Бабушка, пережившая крутые сталинские и бериевские времена, приходила в ужас: «Ну кто тебе всё это внушил? Так нельзя говорить! Ты всех нас подведёшь под монастырь, ведь скажут, что это я ребёнка такому научила! Ну скажи, где ты такое могла услышать?» «Да нигде я не слышала! Я сама это знаю!» Бабушка родилась в семье священника, поэтому после революции считалась «деклассированным элементом» – это заключалось в том, что её никуда не принимали, ни в какие учебные заведения и ни на какую более-менее ответственную работу, туда брали людей только рабоче-крестьянского происхождения. Но она была настолько умной и грамотной, а также аккуратной, порядочной и обязательной, что сумела в итоге, уже когда было не всё так категорически, как в революционные времена, пробиться на должность начальника крупного отдела в большом сибирском комбинате лесной промышленности. А может быть, просто в Сибири не хватало грамотных людей, и она, поступившая сначала на самую низшую должность (кажется, рядового статистика), сумела доказать в итоге свою незаменимость. Равных ей, действительно, не было, и это при том, что она не получила высшего образования, она брала работу домой и по ночам составляла планы и отчёты, стуча на какой-то смешной посудине – это была середина двадцатого века, не было даже элементарных калькуляторов. (Наша героиня помнит, как лихо обращалась бабушка с логарифмической линейкой, пыталась и её научить, но ей было лень ломать свою голову – уже тогда направленность её ума была сугубо гуманитарная.)

Жили они на берегу реки в неказистом деревянном домишке. Она помнит два события: как построили мост и железную дорогу, между прочим, довольно знаменитую – Абакан-Тайшет (наверное, нынешним поколениям это ровным счётом ничего не говорит), и еще, как однажды утонула её подружка, девочка из её двора, только что в том году кончившая с отличием музыкальную школу – возможно, из неё как раз и получился бы замечательный музыкант… Это у них в доме стояло чёрное лакированное пианино – все три девочки-сестры ходили в музыкальную школу, это у них она впервые услышала божественные звуки, а когда спросила – что это? – ей сказали: «Шопен». И как выглядели эти ноты, она помнит до сих пор, их было несколько томов, не Моцарта, не Бетховена, а именно Шопена – много вальсов, мазурок, ноктюрнов, вот тогда уже всё это и вошло в её детское сознание.

Ещё они любили часто устраивать концерты для взрослых, ставили во дворе импровизированную сцену – и вперёд! Между прочим, изображали они не всякую чепуху, а вот, как помнится, она была одним из маленьких лебедей, то есть высокая классика занимала их умы, при этом они были обыкновенные, рядовые дети самых что ни на есть рядовых родителей (в основном, там жили те, кто работал на этом самом лесном комбинате). А теперь всё это звучит по телевизору, когда показывают каких-нибудь одаренных детей на конкурсе «Щелкунчик». А вот для них это было обыденностью – классическая музыка. Уровень культуры в городе был необыкновенно высоким потому, что в те годы туда сослали огромное количество интеллигентов – русских, евреев, но больше всего немцев – из Москвы и Ленинграда. Так что ей повезло. В начале была Музыка, и слава Богу, она сопровождала её всю её жизнь, и помогла ей выстоять в самые критические моменты – например, в визгливой и шумной Америке. Там она, чтобы не слышать этого противного шума, затыкала уши маленьким плейером, в котором было очень много разной музыки, но почему-то больше всего она слушала, гуляя по улицам с колясочкой (в которой спал, разумеется, очередной маленький дядя Сэм или очередная Кондолиза), Бетховена – может быть, потому, что его музыка – это сплошное сопротивление тому, что жизнь хочет нас уничтожить, пускай даже не всегда физически, чаще всего морально… Да и вообще – ну ладно, тебе плохо, у тебя нет денег, ты не моешься каждый день, ты вынуждена тяжко трудиться, выламывая доски – от неимоверных усилий начинает колоть сердце и болеть всё тело, ты оторвана от нормальной жизни, у тебя совсем нет друзей – это, конечно, мало радости, но ведь давай вспомним, например, Оскара Уйальда… Там была настоящая КАТОРГА. А человек был изнеженным эстетом, привыкшим к утонченному существованию. И ведь после тюрьмы он прожил совсем недолго (и попал-то туда за то, что теперь в такой моде – за гомосексуализм), сломался окончательно и бесповоротно. Давай вспомним голодного сумасшедшего Ван-Гога… Да тысячу примеров можно привести, как безжалостно расправляется жизнь с теми, кто, казалось бы, своим умом и талантом заслужил совсем другой участи!.. Так что не надо ныть и стенать, что тебе хуже всех. И не надо нападать на ненавистное мещанство – уж тут надо выбирать: либо ты сидишь тихо, как мышь под плинтусом, всю жизнь работая бухгалтером, протирая штаны (или юбку) каждый день от звонка до звонка, либо начинаешь с подросткового возраста бунтовать против окружающего, отвергая скуку и унылость убогой жизни вокруг. И тогда вот ты имеешь то, что имеешь, дорогая!..