Марина Важова - Рассказы о Марусе. Ленинградское детство 60–70-х

Торжественная бронзовая люстра с лампочками в виде свечек, зачехлённая мебель дальней комнаты, принадлежавшей до войны мужу Раисы Осиповны Виссариону, не то погибшему, не то попавшему в плен, – всё это было из другой невероятной жизни, так же мало похожей на Марусину, как вигвамы и прерии американских индейцев.

Бабушка рассказывала, что в блокаду младшая сестра, Катерина Осиповна – Катюня – эвакуировалась в Свердловск вместе с Горным институтом, где она служила лаборанткой, а Раиса осталась сторожить квартиру. Там было что сторожить, заметила бабушка, но тут же добавила, что почти вся обстановка и бо́льшая часть хранящихся в квартире ценностей Раиса Осиповна перетаскала на рынок, меняя на продукты, чем и спаслась от голода.

Но много чего осталось, подумала Маруся и страстно, до колик в животе, захотела жить в такой же квартире, ходить по навощённому паркету, носить туфли вместо войлочных тапок-растарапок и клетчаток платье взамен фланелевого халатика. И, конечно, хотя бы по воскресеньям есть куриные котлетки. Куриные, куриные, и пусть курицы от неё отстанут, не выбегают из спальни при одном только упоминании!

Уютная квартирка из трёх комнат и длинной кухни, квартирка, в которую Марусю принесли из роддома, где под вешалкой можно было прятаться или играть с Олей в лото, вдруг показалась скучной и убогой. Бедненькой. Дощатые, крашеные полы в комнатах, местами отставшие плитки линолеума на кухне, висящие на стенах коридора жестяные, никогда не снимаемые тазы, лыжи, стоящие между дверей – всё это, родное и привычное, теперь коробило Марусю.

Она только сейчас увидела, что розовые в мелкий цветочек обои, покрытые карандашными записями над столами и тумбами, засалены и сверху отошли. На стенах ни одной картинки, только отрывной календарь и вышитая гладью газетница. И повсюду на потолках ржавые пятна от протечек, набухающие в дожди по весне и осени. И ничего с этим не поделать.

Но квартира – ещё не всё! Главное – сама Маруся, её одежда, осанка, хорошие манеры. Например, отставлять мизинец, держа в руках фарфоровую чашку с чаем, которую можно выпросить у бабушки, дав честное слово не разбить. Или научиться есть ножом и вилкой, говорить «благодарю» вместо «спасибо».

Для начала Маруся достала из коробки свои летние сандалики и надела их вместо коричневых войлочных тапок, но бабушка отобрала и спрятала со словами «всю краску с пола сотрёшь». В единственном выходном платье: шерстяном, в мелкую клеточку, ей хоть и разрешили походить, но только до ужина. «Барыня нашлась», – проворчала тётя Женя, стаскивая с Маруси платье через голову и больно дёргая запутавшиеся в пуговицах волосы. Про котлеты Маруся и не заикалась, ведь она их ела почти каждый день, а что там одна булка, значения не имеет.

Что ж! Раз богатыми им не стать, нечего и стараться! И Маруся сказала бабушке при всех: «Я тоже буду как ты – картошку и сухари, не надо мне котлет и молока со слойкой». И тут же пожалела о слойке, которую им с Олей покупали по выходным вместе с бутылкой молока. Но, к счастью, на её слова не обратили внимания, и всё осталось по-прежнему. А потом и вовсе стало не до этих пустяков.

Маруся уже научилась читать, тётя Женя брала ей в библиотеке «Мойдодыра» и «Дядю Стёпу», но настоящие, большие книги было пока не осилить. И вдруг, за какой-то месяц, она пристрастилась читать запоями всё, что попадалось под руку, и даже за обедом пыталась устроиться с книгой, что ей категорически запретили делать. Тётя Женя нет-нет да и скажет: «Что-то наша барыня в туалете засела, небось, опять книжку читает», – и это было правдой.

Зато теперь бедность квартиры, да и всей жизни, Марусю мало трогала. Она могла попасть куда угодно, даже в сказку, и вместе с героями книг переживать невиданные приключения. По дороге из жёлтого кирпича шагать в Изумрудный город с девочкой Элли и её пёсиком Тотошкой, лететь на Луну с Незнайкой и его друзьями или вместе с Маугли дружить с дикими животными. Она могла есть, чего душа пожелает – хоть те же куриные котлетки! Хотя в книгах почему-то всё больше налегали на мороженое либо космическое пюре из тюбиков.

На дачу в Прибытково надо было добираться на «подкидыше» – дизельном тепловозе с парой-тройкой старых вагонов, с запахом угольной пыли в тамбурах, железными скамейками и фанерными крашеными сиденьями.

В этот раз они с тётей Женей приехали на дачу рано, по ночам ещё было холодно, и приходилось топить печку. Марусины подружки, с которыми она познакомилась прошлым летом, ещё не появились, было скучно и хотелось домой, к бабушке и Оле. Но Маруся утешалась тем, что через неделю они приедут, потому что у школьников начнутся каникулы. Она хвостом ходила за тётей Женей, пока та не предложила ей заглянуть к соседям, где живут две маленькие девочки: Ася и Тася.

Какие ещё девочки, откуда? – изумилась Маруся. Прошлым летом никаких детей у соседки тёти Клавы не было и вдруг – сразу двое! Оказалось, это её внучки, привезённые на молоко и свежий воздух ещё по зиме. Их, конечно, папа доставил на машине, решила Маруся, она видела, как к дому тёти Клавы по пятницам подъезжал голубой «Запорожец», из него стремительно выскакивал тёти Клавин сын Володя в куртке-москвичке и выгружал пакеты и вёдра. А потом строил клетки для кроликов, которых тётя Клава держала в сарае вместе с курами и свиньёй Машкой.

Оказалось, у Володи есть две дочки пяти и шести лет – немногим младше Маруси – и жена Ира, их мама. В прошлом году они к бабушке не приезжали, а всё лето провели на Чёрном море, дикарями.

Маруся сразу себе представила девчонок в набедренных повязках из пучков травы, их маму в накинутой шкуре, как они втроём сидят в шалаше из веток, устроенном в развилке большого дерева, подальше от кровожадных тигров. Маруся знала, что дикарями называют тех же дачников, которые не успели договориться и на свой страх и риск приехали за тыщу километров к морю. Но эта версия казалась ей довольно скучной, то ли дело – по-настоящему дикая жизнь!

Как здорово, что в этом году дяде Володе не смогли выдать денег из чёрной кассы – наверно, мошенники! – и теперь Ася и Тася живут совсем рядом, с ними можно подружиться и играть, пока не приедут её главные подруги, Вика с Наташкой. В городе девочки никогда не встречаются, даже писем друг другу не пишут. Это летняя, дачная дружба, возможная только здесь, в Прибытково, где разрешено ходить босиком, не надо отпрашиваться, чтобы погулять. И режима никакого нет, и спать ложатся вместе со взрослыми, когда на небе уже высыпают звёзды, и строгий месяц голосом диктора сообщает: полночь, товарищи, полночь!