Александр Хлопков - Новый папа

Но в этот момент в дверном проёме возникло бледное лицо Иннокентия Вячеславовича. Запинаясь от страха, он пролепетал: «Жанночка, у тебя там вода закипела».

Мать резко повернулась: «Ещё один малахольный. Не в состоянии сам крупу засыпать? Нянька нужна?». Она стремительно пошла к выходу. На пороге, едва глянув на мальчика, бросила: «Даю тебе три минуты: заправить кровать, одеться, умыться и рысью завтракать. Не успеешь – подгоню ремнём». И направилась на кухню. Вскоре оттуда послышалась привычная какофония: гремели кастрюли, нервно стучали дверцы шкафчиков, позвякивали алюминиевые ложки.

Ян набрал в грудь воздуха и шумно выдохнул. Никакого желания исполнять приказы матери у него не было. Но стоять тут неумытым, в одних трусах тоже не годилось. Ледяной сквозняк из окна сверлил поясницу, тело покрылось гусиной кожей. Ян подошёл к шкафу и открыл полированные створки. С одной стороны на перекладине висели куртки и тулупы. Пахло от одежды так, словно её передавали по наследству, по крайней мере, в течение трёх поколений. За левой створкой обнаружился каскад выдвижных ящиков разной ширины. В них Ян отыскал и быстро натянул черные носки, истёртые на пятках до прозрачности, безразмерные штаны из джинсовой ткани, застиранную майку и фланелевую рубашку в чёрно-белую клетку, явно купленную на вырост.

Экипировавшись, он направился в туалет. В метровом прямоугольнике гордо расположился унитаз с чашей той особенной формы, которая удобна лишь для сбора материалов в поликлинику на анализы. Фаянс явно требовал чистки. Под ободком желтела полоса налёта. Сливной бачок, забравшийся почти к самому потолку, пробуждала к жизни длинная металлическая цепочка с деревянной захватанной ручкой. У стены стопкой лежали согнутые вчетверо газеты, и с верхней – «Правды» – в посетителя пытливо и напряжённо вглядывался Владимир Ильич Ленин. Ян только головой покачал. В детстве этих деталей он просто не видел. Если бы вчера его спросили: «Как выглядел туалет в квартире твоих родителей?», то он не смог бы ответить. Подивившись особенностям своей памяти, которая удерживала сотни телефонных номеров и позволяла цитировать целые главы из книг, а такой колоритный клозет где-то потеряла, Ян покинул вождя мировой революции.

В соседнем помещении, тоже весьма скромных размеров, находилась ванная комната. Ян открыл воду. Пластиковые накладки штурвальчиков смесителя отсутствовали и, по всей видимости, довольно давно. На их месте скопились грязь и ржавчина. К сливному отверстию раковины липли бурые пятна. Дно стакана для щёток покрывала густая тёмно-серая жижа, а стенки – разводы того же цвета.

В зеркале, заляпанном подсохшей зубной пастой, Ян увидел своё отражение. Как сильно оно отличалось от привычного. Накануне, в гостинице, прищурившись от похмельной головной боли, на него смотрел итальянский мафиози, а здесь – удивлённо вглядывался ребенок, уже выросший, но ещё не возмужавший. Щёки пухлые, над верхней губой наметились редкие усики, а густые вихры на голове требовали срочного визита к парикмахеру. Хорошо знакомым был лишь нос с немного расширенной спинкой, словно от плохо вылеченного перелома. Глаза будто бы тоже его – серо-голубые, но разрез глаз и линия губ не наводят на мысль ни о решительности, ни об успешности. Наоборот, в чертах лица угадываются грусть, одиночество, растерянность. Одним словом, всё то, что Ян, как он был уверен, оставил в далёком прошлом.

Встреча с самим собой стала неприятным сюрпризом. Он даже задумался: «Может, это вовсе и не я, может быть, это какая-то альтернативная реальность с другим Яном, грязным сортиром и матерью-истеричкой?».

Но в новой реальности, очевидно, действовали те же законы, что и в прошлой. Стоило вспомнить что-то неприятное, как оно немедленно появлялось. Дверь распахнулась настежь, и влезла завитая голова матери.

– Я сколько тебя должна звать? Воду выключи! Не слышишь ничего. Мы с отцом тебя уже час ждём. Хочешь, чтобы остыло всё? Иннокентий, – она бросила повелительный взгляд на супруга, – неси ремень. Нужно поторопить этого увальня.

Из кухни, сопя, подошёл отец. Он осторожно взял жену за предплечье и быстро заговорил:

– Жанночка, он уже умылся, пойдём завтракать, а то и правда каша остынет.

Женщина выдернула руку из ладоней мужа и, сжав губы, процедила:

– Быстро оба за стол, пока у меня терпение не лопнуло.

Иннокентий Вячеславович бросился исполнять команду.

В квадратной, восьмиметровой кухне, напротив входа, расположился потёртый диванчик-уголок, перед ним – небольшой обеденный стол и стул с высокой спинкой. Ян с отцом уселись рядом на сидушку диванчика, а мать заняла стул.

Завтракали молча. Отец намазал горбушку батона сливочным маслом и шумно дул на кашу, которая, вопреки опасениям, нисколько не остыла. Мать, презрительно скривив губы и явно не успокоившись, собирала овсянку по краю тарелки, медленно жевала, холодно посматривая то на сына, то на мужа.

Ян ел, опустив голову. Ситуация становилась всё более запутанной. Добрая и ласковая мать, которую он уже больше десяти лет полностью обеспечивал, превратилась в жестокое и агрессивное существо, с которым непонятно что и делать.

«Ладно, – решил он, глядя в тарелку, – зря, что ли, я курсы по искусству управления оплачивал. Как-нибудь выстроим конструктивную коммуникацию».

Но Жанна Владимировна к коммуникации, очевидно, не стремилась. Заметив, что мальчишка задумался и приостановил потребление каши, она бросила ложку и наклонилась вперёд:

– Эй, ты там не уснул? Доедай живее. Нужно в магазин сходить.

Однако, погружённый в свои мысли, сын должным образом не ускорился. Тогда Жанна Владимировна двумя пальцами ухватила его за волосы на макушке и дёрнула.

От неожиданной боли Ян подскочил и рефлекторно ударил по запястью матери тыльной стороной ладони. Изумлённо открыв рот, она выпустила его волосы и поднялась. Поведение отпрыска всё утро казалось ей странным, но попытка отбиваться от заслуженного наказания была последней каплей.

Решив подавить бунт в зародыше, она запустила в лицо сына быструю пощёчину.

Но тут выяснилось, что наработанные годами тренировок боксёрские навыки взрослого Яна сохранились и в его новом теле. Вероятно, разум подчинил себе детский организм.

Он технично нырнул под карающую десницу, шагнул в сторону и, ощущая лёгкость, скорость реакции и гибкость своего тела, широко улыбнулся. Пальцы матери, чиркнув острыми ногтями по желтоватым обоям, просвистели над головой Иннокентия Вячеславовича, который заворожённо, прикрыв рот куском булки, смотрел на происходящее. Не понимая, куда исчезла главная мишень – пухлая щека мальчика, Жанна Владимировна растерянно повернулась. Но ухмылка сына мгновенно возродила жажду мщения.