Наталья Комлева - Выдумки о правде

Подошёл скромный мужичок, поздоровался за руку, уточнил имя-отчество, факультет, должность.

Помялись.

– Я вас оставлю на время, господа, – замогильным голосом прогнусил скоморох Павел. – Вот и она.

– Связь, как договорились, – шепнул он Анатолию. – Если что, мы тут как тут.

Фон Валлен в сопровождении областного министра по международным связям шла к столу для проведения презентации.

Анатолия поразило её тело. Не красотой, не ухоженностью, не одеждой – другим. Оно как бы существовало отдельно от её личности, жило своей собственной жизнью, может быть, даже имело отдельный интеллект. Видно было, что она не задумывалась, куда поставить ногу, как положить руку, повернуть голову, куда взглянуть. Тело делало всё это с такой же неописуемой, отдельной, свободной грацией, с какой ложится на отдых тигр, пробирается по скалам архар, летит по саванне гепард. Мало сказать, что фон Валлен была невозмутима – она держала себя так, что казалось, что она и есть царица мира, провозглашённая когда-то лермонтовским Демоном. В довершение всего лицо её было пронзительно красиво, и красота его трепетала той особой прелестью, ради которой не жаль ничего.

Анатолий и представитель министерства образования переглянулись. Тяжело, но надо, молча сказали они друг другу и, мысленно взявшись за руки, совершили процедуру представления Анатолия. Фон Валлен говорила по-русски, но с каким-то прибалтийским акцентом. Ну да – немка.

После окончания презентации книги фон Валлен вышла. Анатолий ждал её, чтобы договориться о завтрашней программе.

– Зачем же завтра? – сказала она. – Мы можем начать сейчас. Я не люблю терять время. К полуночи мы будем в Тагиле. Вы водите машину?

– Нет. А почему Тагил?

– Потому что там портрет.

– Который? Их там несколько: портрет Никиты Демидова, Акинфия Никитича, Прокофия Акинфиевича скульптурный портрет, живописные – Николая Никитича и Павла Николаевича, супруги последнего – Авроры Карловны.

– А какой из них самый ранний?

А, ну да, портрет Никиты Демидова. Зачем он ей? Есть же репродукции, и хорошие.

– Так в Невьянске ведь точно такой же, как и тагильский, портрет Демидова. Да и архив первых Демидовых был ведь в Невьянске.

Она усмехнулась.

– А теперь его там нет. Мне не нужно гнездо. Мне нужна птица.

В машине она обняла его. Не успел Анатолий вспомнить ночные уроки во флигеле, как она просто и ловко вынула из его одежды миниатюрный микрофон.

«Хорошо, что не в ширинку спрятали», – подумал Анатолий.

– Какая сумма вас устроит, чтобы работать на меня, а не на тех, кто Вас на меня нацелил?

– Плести про научные интересы в данных обстоятельствах глупо, – сцепив на секунду зубы, произнёс Анатолий. – Но я буду работать из интереса. Из простого интереса. А на кого – это по ситуации.

– Хорошо, – неожиданно мягко сказала Анна. – По ситуации и будет видно.

– Вы ведь, – в свою очередь атаковал Анатолий, – и личный, а не только научный интерес к демидовскому архиву имеете. Если вы действительно фон Валлен.

– Я действительно фон Валлен. И вы правильно заключили, что я родственница по мужской линии тому фон Валлену, который был отчимом Авроры Шернваль, супруги Павла Николаевича Демидова и музы многих поэтов пушкинской поры. Да, я имею к архиву личный интерес.

– Но ведь архив относится не к девятнадцатому веку, а к концу семнадцатого и двадцатым годам восемнадцатого века. Никита Демидов умер в 1725 году.

– Да, и заметьте – в один год с императором Петром Великим.

– Это что – имеет значение?

– Может быть – да, может быть – нет. Оставим моих родственников в покое, вечная им память. Обратимся лучше к вашему местному Оссиану – Павлу Бажову. Ехать нам долго. Перескажите-ка мне самые известные его сказы – ведь это ваша уральская гордость, ваш маленький вклад в мировую литературу, в жанр литературной сказки. А то в дороге вы уснёте, а я соскучусь. И перейдём уже на «ты», ведь мы одного возраста и, я думаю, скоро окажемся в одной постели. Интересно, чему в этом плане у вас учат агентов.

Демидовские владения в Невьянске быстро стали раскольничьим заповедником. Раскольники с озера Выг, из Беломорья, были хорошими металлургами, людьми очень работящими, а наипаче неболтливыми и исключительно надёжными. Известно, что тех из них, кто попадал в Тайную канцелярию и Тобольскую консисторию, никакие пытки не могли заставить предать Хозяина, секреты его выболтать.

Секретов же у Демидова было много. И основной – тайная, тщательно скрываемая от государства выплавка золота и серебра на Невьянских заводах, в столице демидовской горной империи. По неписаным законам того лихого российского времени почти любое доходное дело отбиралось от частного хозяина в казну. Отобрать предприятие могли и за обратное: нерадивое ведение дел. Расширение же горного предпринимательства, распространение его на новые территории и вовсе невозможно было без разрешения начальства, а потому неизбежно требовало тучных барашков в бумажках. Но Пётр мздоимство пресекал, причём наказывалось и взяткодательство. Впрочем, богатые подарки Демидова Екатерине I, родившей сына, император взяткой не посчитал. А подарил Никита Демидович ни много ни мало несколько килограммов золотых изделий, якобы найденных в сибирских языческих курганах – «могильное золото». Были для того у Никиты свои бугровщики – люди, специализировавшиеся на поисках и раскопках «бугров», как тогда назывались курганы. А может, и для того старались бугровщики, чтобы после по образцу могильного золота невьянские умельцы такие же чаши да пояса с бляхами изготавливали? И не только пояса с чашами были в буграх. Бывало, находили целые листы золота, на которых лежали скелеты людей и лошадей, истлевшая одежда покойников бывала сплошь заложена листовым тонким золотом. А раз нашли даже золотые искусной работы шахматы. Или, может, не нашли, а сделали… Кто ж его, золото, разберёт, могильное ли оно, нет ли – не гниёт оно, не старится. То же и с серебром, только чистить его надо. К тому же, если царская казна мало рублёвиков начеканила, не хватало на что-нибудь Демидову – свои чеканы в невьянских подземельях имелись, и серебра своего довольно было, недаром Никита укланял императора отдать ему добычу этого металла на Алтае. Наличие же золота в Уральских горах скрывалось от казны всемерно. Рабочий Алексей Фёдоров, найдя самородок и сдуру желая получить награду от демидовского управляющего, немедля в кандалах посажен был в подземелья невьянские, откуда только спустя 32 года совсем слепым вышел.

Подземелья в Невьянске были повсюду, даже по дну пруда шёл кирпичный тайный ход. И в тех обширных ходах и подземных обиталищах была у Никиты и церковь раскольничья, и школа, и целый раскольничий монастырь. А вокруг города располагались раскольничьи скиты – тоже подземные. Часто были они просто колодцем – вертикальным или наклонным, от которого расходились два-три коротких подземных рукава-келейки. Потому такая тайность соблюдалась, что царь Пётр преследовал раскольников нещадно, только за хранение старопечатных книг можно было живота лишиться.