Наталья Резанова - Ночь правды

Наталья Резанова

Ночь правды

Когда в дверь постучали, сестра Тринита читала "Sci vias" Хильдегарды Бингенской. Это было довольно редкий список, получанный от настоятеля кафедрального собора, и оставлять книгу крайне не хотелось. Но что делать? Устав гласит: дела милосердия - превыше всего. Сестра Тринита со вздохом отло- жила творение святой аббатиссы и сказала:

- Входите, не заперто!

Вошедшей, как и ожидалось, оказалась женщина. Но, когда она миновала темную прихожую, сестра Тринита испытала некоторое удивление. Нет, не женщина, скорее, девочка. Лет тринадцати, а может, и меньше. Посетительницы сестры Триниты обычно бывали старше. Разве что ... ну, предположим, опасно болен кто-то из родных.

Она была одета как горожанка из приличной семьи. Хорошенькая. Со временем, возможно, станет еще лучше. Но пока мила в основном юной свежестью, с еще полуоформившимися чертами лица. Однако кое-что мешало отнести ее к разряду милых бессмысленных котяток, как большинство ее сверстниц. Глаза. Точнее, взгляд этих глаз.

- Вы - сестра Тринита, бегинка-целительница? - У девочки был заметный южный акцент.

- Да. И я бывала в Бранке. - Сестра Тринита ответила на диалекте.

Девочка кивнула с видимым облегчением.

- Я в самом деле с Юга. И с крестным я всегда говорю, как привыкла, а по-вашему - только с покупателями. - Она почувствовала, что отклонилась от цели, и продолжала: - Мне рассказала о вас Салли.

Сестра Тринита не знала, кто такая Салли, но догадывалась, что именно девочка могла услышать.

- Она сказала, что вы - не просто целительница, как все в вашей общине. Что вы лечите болезни не только тела, но и душу.

Сестра Тринита промолчала.

- Мой крестный отец болен. И лекарь не может помочь ... Он не знает, что это за болезнь. А дядя Ричард никогда раньше не болел - так Салли говорит. А сейчас он не может есть, все время бредит, а если приходит в себя, то очень слаб, и не помнит, о чем говорил в бреду ... - девочка остановилась. По ее лицу было видно, что ей мучительно неловко говорить о некоторых вещах с незнакомой женщиной. Даже с монахиней. Особенно с монахиней. Наконец, она решилась. - Я подозреваю, что крестного околдовали. И что здесь замешана женщина.

Сестра Тринита покачала головой. Опят! Хотя, возможно, это лишь работа юного воображения...

- Сядь. И поподробнее пожалуйста. О себе. О крестном. И о своих подозрениях.

- Я приехала из Бранки. Зовут меня Кристина. Мой отец - суконщик, у него сейчас неприятности по денежной части, и пока он отослал меня к крестному. Его имя - Ричард Кесслер, он держит торговлю мехами в этом квартале. Я приехала полгода назад. Мы с дядей прекрасно ладили, я помогала ему в лавке. И все шло хорошо, пока дядя не заболел.

Сестра Тринита попыталась вспомнить Ричарда Кесслера. Безусловно, он никогда к ней не обращался, но, если Кесслер живет в квартале святого Гольмунда, она должна знать его в лицо. Торговец ... и, если он - крестный отец взрослой уже девочки, скорее всего - средних лет.

- Твой дядя холост?

- Он вдовец. Его жена была сестрой моей матери.

Теперь понятно, почему девочка называет Кесслера "дядей". А теперь главный вопрос:

- Почему ты думаешь, что здесь замешана женщина?

Девочка опустила глаза.

- Вы бы послушали его бред ...

- Придется послушать. - Сестра Тринита встала. - Идем.

По пути к двери она подхватила лекарственную сумку и плащ - лето выдалось холодное. Вместе они зашагали к улице Меховщиков. Сестра Тринита продолжала спрашивать.

- Давно болен твой крестный?

- Три недели. с самой Ночи Правды.

Бегинка нахмурилась. Церковь издавна стремилась искоренить обычаи, связанные с праздником Ночи Середины Лета. Но тщетно. Они продолжали существовать - свои в каждом городе. Обычай, установившийся в Лауде, назывался "Ночь Правды". Верили, что, очертив себя кругом и запалив девять светильников, совершая при этом определенные магические манипуляции, можно было загадать желание. А исполнялось оно лишь в том случае, если было названо от души - по истинной правде. Это мог сделать и один человек, но в Лауде народ предпочитал собираться для обряда толпами на пустыре возле Манты. И так повторялось из года в год.

- Твой дядя ходил отмечать Ночь Правды?

- Нет, не ходил, и меня не пустил. Он говорит, что это язычество. Но ...

Бегинка остановилась, глядя девочке в лицо.

- Но ты провела ритуал у себя в комнате.

- Да...

- Тебя научила этому Салли? - Сестра Тринита предположила, что Салли - служанка или экономка.

Девочка кивнула.

- И что же ты загадала?

- Чтобы мой отец не попал в долговую тюрьму.

Видно было, что девочка не лжет. И тут внезапно сестра Тринита вспомнила Ричарда Кесслера. Видела его пару раз. Лет тридцати семи сорока, худой, светловолосый, спокойный человек. Ей показалось, что Кристина чем-то на него похожа, хотя девочка и сказала, что кровного родства между ними нет. Вероятно, она просто бессознательно усвоила его манеры.

- Хорошо, - промолвила бегинка. - Поспешим.

Они подошли к дому, ничем не выделявшемуся из других таких же на улице - приличных, скромных, солидных, похожих на своих владельцев купеческих домов - двухэтажному, под острой черепичной крышей и с пристроенной лавкой. Сестра Тринита вскинула голову. Окна второго этажа, выходящие на улицу, были закрыты ставнями. Кристина постучала. Открыла им полная женщина в зеленом платье, переднике и барбетте. Салли, надо думать. Если Кристина, благодаря молодой выносливости не выглядела утомленной, то на ее лице усталость мог прочитать даже неграмотный.

- Мир дому сему.

- Благослови вас Бог, сестра. - Она отступила пропуская их внутрь.

- Девочка рассказала вам? - Салли остановилась на нижней ступеньке лестницы.

- В общих чертах. Я должна осмотреть больного. - Сестра Тринита шагнула вперед. Она знала расположение комнат в подобных домах. Спальни должны находиться наверху. Но домоправительница не спешила пропускать ее.

Она явно разрывалась между двумя чувствами - желанием помочь хозяину и ... да, это был стыд.

- Тебя что-то смущает, добрая женщина?

Та принялась теребить края передника.

- Он болен уже три недели ... ничего не ест ... очень слаб ... не встает с постели ...

- Это я уже знаю.

Домоправительница имела вид крайне подавленный.

- Несмотря на слабость... он буйствует... и тогда бывает очень силен, словно бес в него вселился... И не позволяет ни мыть себя, ни переодеть, ни постель сменить...

Ну, ясно. Этот дом, чистый, всегда содержащийся в порядке, и эта женщина, такая аккуратная и степенная... Ее подобные вещи должны смущать больше ворожбы.

- Салли, - мягко произнесла бегинка, - мне приходилось работать в чумных бараках.