Наталья Резанова - Ночь правды

Снова заполучив приходно-расходную книгу, сестра Тринита сразу же раскрыла ее на нужной странице.

- В день Страстной Пятницы никакой записи нет ... и не было скорее всего... Ты что-то хочешь сказать?

- Мне кажется... я видела ее еще раз. Вот здесь. Я стояла у этого же самого окна, а она проезжала по улице. Подняла голову и посмотрела на меня.

- Ты же утверждала, что не видела ее лица!

- А я и в тот раз его не увидела. На ней был эннен с плотной вуалью.

- Так с чего ты взяла, что это та самая женщина?

- А по лошадям. Я разве не сказала? Я и в первый раз обратила внимание на ее лошадей. Такая светло-золотистая масть, я в Бранке таких не видела... Сидела она в седле боком, а платье на ней было светло-сиреневой тафты с золотой вышивкой, высоко подпоясанное, а плащ красный, мехельского сукна, с золотой же канителью. И конь ее был покрыт попоной голубого шелка. И двое слуг были при ней, те самые или другие, не знаю, в коттах с длинными рукавами, лиловых с коричневым, и бархатных беретах...

- А гербы? Гербы какие были у них?

- Не знаю...

- Они были затянуты... или их вообще не было?

- Я не помню... и все равно я не разбираюсь в ваших лауданских гербах.

- О, Господи! Ну что это такое! Ты в подробностях описываешь мне одежду этой дамы, масть коней, ливреи слуг а самого главного - герба - не запоминаешь!

Видя, что девочка готова расплакаться, сестра Тринита заговорила более сердечно.

- Ну, ничего, у нас есть хоть что-то... конечно, все это может быть и случайным совпадением. И... погоди, почему это я решила искать только в этом году?

Кристине пришлось совершить еще одно путешествие в лавку, и принести гроссбух за прошлый год. Бегинка просмотрела и его.

- Здесь не хватает нескольких листов. Вырваны. Очевидно, там было записано ее имя. Он уничтожил все упоминания о ней. Не знаю, сделал ли он это из-за проклятья, или раньше, вполне сознательно. Но я должна найти ее! Обязана!

- Почему? - тихо спросила Кристина.

Сестра Тринита ответила не сразу. Вероятно, размышляла, стоит ли за вопросом девочки любопытство, или что-то иное.

- Иногда действие проклятия заходят так далеко, что его можно уничтожить только вместе с жизнью того, кто это проклятие навел. А я ведь не убийца. Она встала и принялась расхаживать по комнате. Казалось, она совершенно забыла о собеседнице. - Во всем этом явно видна рука Черной Бет, - бормотала она. - Но Черную Бет сожгли... когда же это было? Уже при новом наместнике. Два с лишнем года тому... А у нее ведь остались ученицы, у таких женщин всегда есть ученицы. Найти их... разговорить... - Она повернулась и посмотрела Кристине прямо в глаза. - И вызнать имя.

И последующие три дня бегинки почти не видели в доме мастера Ричарда Кесслера. Она забегала ненадолго, чтобы бросить взгляд на больного, давала краткие указания Салли, от разговоров с Кристиной уклонялась, отвечая односложно, и уходила вновь, без устали, благо ноги были длинные. И носили ее эти длинные ноги в самые разные места, в том числе и такие, где порядочной женщине появляться одной было не то что небезопасно, но просто невозможно. Однако бегинки не боялись людских пересудов, а сестру Триниту хорошо знали среди низкого сословия, коему, как известно, ученые лекаря с университетским образованием недоступны, да и подозрительны. Она довольно долгое время провела в речном порту, куда сходились все водные купеческие пути западной части полуострова, выслушивала свежие сплетни о последних казнях в Нижней Лауде и о столкновениях вольных отрядов за Тремиссой, пространные рассуждения о том, что теперь-то уж Лауданская провинция непременно отложится от королевства, потому что такого бездарного правления Лауда еще не видела, помалкивала, как ей и подобало, потом исчезала и обнаруживалась на рыночной площади, то то среди барышников, то среди золотобитов, забредала зачем-то в Форт - мощное укрепление, возвышавшееся на холме над городом, которое наместник считал своим долгом достраивать. Заходила она и за городскую черту, туда, где к толстым стенам лепились покосившиеся лачуги из глины, камыша и полусгнивших досок. И носило ее по всем кругам великого города Лауды, и когда она спала, и спала ли вообще: неизвестно, а на исходе третьего дня она остановилась перед большим домом на Ратушной площади, а точнее - красовавшимся против самой ратуши. Это был дом, выстроенный в новомодном стиле - с высокими стрельчатыми окнами, украшенный лепниной, барельефами и колонками, с резьбой на дубовой двери.

И сестра Тринита постучала.

Но не в эту дверь. В другую.

В дверь для прислуги.

И еще через некоторое время на пороге одной из комнат в этом доме остановилась молодая служанка. Комната была затенена, и в сумраке только угадывались дама, единороги и цветущие ирисы на гобеленах, восточные ковры на полу, альков в глубине, укрытые узорным покрывалом пяльцы. А рядом /но не за ними/ сидела женщина в свободном домашнем платье из лилового камлота. Она была рыжеволосой, белокожей и очень красивой.

- Госпожа... тут пришла бегинка... из квартала святого Гольмунда... у нее травы...снадобья разные...

Женщина подняла руку с явным намерением отослать служанку, но что-то заставило ее передумать. Может быть, остановившийся взгляд служанки, может, что-то еще.

- Пусть войдет.

Служанка отступила, пропуская сестру Триниту. Хозяйка дома даже не посмотрела в ее сторону, явно давая понять, что таких, как сестра Тринита вообще не стоит замечать. А таким как сестра Тринита, не полагалось оскорбляться.

- Добрый вечер, госпожа, - вежливо сказала она.

- Значит, ты бегинка, - резко и невпопад произнесла женщина. Пробавляешься лекарственными травами, варишь зелья, обманываешь больных и продаешь всякую дребедень.

- Да, госпожа.

- И как, успеваешь? - в голосе женщины слышалась издевка.

- Как правило. Но не всегда. Ведь мои зелья не творят чудес. Вот и сейчас в нашем квартале умирает некий Ричард Кесслер...

Женщина не двинулась, даже не подняла головы.

- А мне что за дело?

- Действительно, - сказала сестра Тринита. - Какое дело убийце до убитого?

- Как ты смеешь? - теперь женщина повернулась туда, откуда только что доносился голос бегинки, но та уже переместилась в другой конец комнаты. Втянув голову в плечи, устремившись вперед, она словно принюхивалась к чему-то. Нет, не "словно", она на самом деле принюхивалась! Затем, выбросив руку, она безошибочно сдвинула скрытую панель в стене. За ней обнаружилась еще одна комната, потайная, напоминавшая часовню.

Но это была не часовня.

Сестра Тринита окинула взглядом знаки, начертанные на полу и на стенах, алтарь и ковчежец на алтаре.

Женщина сделала шаг в сторону бегинки.

- Стоять на месте! - перемены в голосе и манерах сестры Триниты были разительны. - Ты училась у Черной Бет, а ее сила - ничто перед моей. И я, в отличие от Черной Бет, дьяволу души не продавала!