Роза Крыма - Впереди ветра

– Надо прикинуть…

Он прищурил один глаз и подмигнул Гуле.

Она не ответила, а скривила губки: а такой умный на вид… Толстяк крякнул, досадуя, что с этой не поторгуешься.

И уставился в окно. Вернулась его попутчица. Гуля ждала. Мужчина обратился к женщине :

– Слушай, где мой телефон?

Та порылась в сумке, висящей на стене. Достала дорогой телефон и подала. Толстяк пробежался пальцами – сосисками по кнопкам аппарата, заставляя его пикать на все лады.

– Так-так … -мурчал довольным котом хозяин телефона, – если я не ошибаюсь, а я редко ошибаюсь, – он пошевелил бровями и многозначительно посмотрел на попутчицу, – та читала его по губам, -потом поднял подбородок и самодовольно провозгласил:

– Итак, мадам, – он опять подмигнул Крымчанке, отчего та фыркнула в ладошку; – и отчего все умные такие дураки?

– Итак, мадам, вы спрашивали за Аскольда… Он крякнул, перечитывая текст с телефона.

Блондинка сделала глупую улыбку – даже так! И если бы не услышанный ею диалог, где звенела, бередя раны, совесть, она бы фыркнула в подушку – «тюфяк»!

Но накривлявшись вдоволь, она тяжко вздохнула и стала вглядываться в далекую темень, под названием «Я»…

Вскоре на стекле отразился двойник девушки: симпатичное округлое лицо с живо хлопающими ресницами и красивыми губами.

– Идем от вопроса – «Что сделали мы, когда гибла страна?». А точнее, Гуля Советских, что ты сделала, чтобы предотвратить развал непобедимого СССР?

И голос изнутри исповедался перед совестью :

– Пыталась создать семью, видя, что родственная разваливается. А для меня без семьи нет смысла и жить. Родина = семья = едины! И без этой формулы нет будущего не – у- ко-го!

Интуитивно ища защиты у мужчин, я встретила лишь предательство как среди бывших родственников, так и в законном браке… Хуже не придумаешь!

А потом- пришлось стариков спасать от собственных детей, которых уже укусила язва бешенства. Раненные смертельной болезнью, вместо того, чтобы вместе, крепким кулаком оставить мокрое место от попыток врага сунуться на родную землю, дети трусливо – по шакальи предали родной дом, – родину…

А родина знает всё. И как любит верных сынов, так и предателей карает —страшно.

А потом, сны про войну стали реальностью, и о чем печально и протяжно плакали старые корабли, даже не во сне…

У самого Симферополя сердце девушки било во все барабаны: воздуха не хватало, хоть она и вышла в самый перед вагона. Ноги сделались ватными, а память всё доставала и доставала картинки былых встреч с родственниками в советские времена, и они, подобно киноленте, мелькали перед глазами, уже по предательски помутневшими от слёз…

Пришлось опереться за стоп- кран.

Вот, вагон качнуло в последний раз, и он встал, но перрон всё плыл перед глазами. Многочисленные встречающие и провожающие двоились, платформа качалась перед ногами – сказывалась нагрузка на больное с детства сердце. Тщетно поискав родных, которым она и звонила, и писала- мол, еду выбралась раз в двести лет на родину, – их не- бы-ло!…

Что ж… Жизнь в очередной раз показала белье, что принято называть родней, с изнаночной стороны. И далеко – не белоснежного цвета… в прочем, ещё раз доказав, что чужих не бывает.

Все мы -братья и сёстры. Просто у кого-то от ожирения мозгов, медики обзывают сей недуг склерозом, наступает постоянная или кратковременная – это, как смотря жизнь тряхнет, амнезия -потеря памяти. Что ж? Лишь бы – не на всегда…

Ведь существует неоспоримое мнение, что если Бог наказывает, то в первую очередь отнимает память и разум.

…Так вот стоит Крымчанка с севера – Гуля Советских, типа сироты российской, коей полны все детдома и приюты нашей необъятной страны. И думает, как бы ей, после того вонючего и душного кошмара в двое суток, не брякнуться со ступеней, как говориться – лицом об…

А в Крыму ночи – не чета северным; черные, опасные…

Вдруг, из-под ног вывернулся армянин, круглолицый такой, на вид неподозрительный…

– Что задумалась, родная? – и руку подает.

– Ну, спасибо, братишка.

Гуля опёрлась на него, и прыгнула на низкий перрон.

– Да-аа.. Ну что, – чуть слышно выдохнула Гуля в блещущий ночными огнями Симферопольский вокзал, – Ну, здравствуй, родной!

– Откуда, красавица? Улыбался армянин.

Девушка не надеялась ни на чью милость; Севастопольцы —

гордый и отважный народ.

Она закинула сумку за плече и тихо, но твердо произнесла:

– Я вернулась домой! Сказав тем всё…

Фары несущейся машины выхватывали из темноты фрагменты скал, мелькавшие на бешеной скорости. Какой армянин- русский не любит быстрой езды? Кусты с пышной и цветущей порослью напоминали каких-то зверей- стражей, открывающих крымские ворота перед Гулей…

Не хватало воздуха, и девушка опустила стекло в дверке. Смешанный поток одуряющих южных запахов наполнил истосковавшуюся душу по ним сладковато-восточным оттенком, смешанным с мокрым от росы асфальтом и остывающей, дышащей в лицо родной землёй…

– Ничего! -шептала девушка с Севера, -в жизни и такое бывает; может, не смогли встретить… Страшно не это, а другое; не могли же все родные разом чужими стать?! Хоть и за двадцать лет! Или это – не так…

Обычно, в машине на ходу девушка частенько засыпала; ей нравилось чувство полета. Закроешь глаза, а тебя несет скорость, время… А ты – стрела! Вот и сейчас, она откинула голову на спинку сиденья и старалась поймать это чувство.

Оно стало наполнять Гулю; тихая радость от встречи с родными просторами, от конца страшной разлуки, разрыва пуповины дочери Севастополя со своим народом, аж в двадцать лет…

Вдруг у сердца жальнуло змеей, отчего противно леденели руки, немели пальцы. Она съёжилась. По привычке с севера поднесла ладони к губам и подышала, отогревая их. И это – в июле- месяце?

– Ничего! Я сейчас -прямиком к бабушкиному дому. Там -тётка, крёстная…

Она живо вспомнила стол посреди дворика; над головой – гроздья винограда и ласковые лучи, играющие на абрикосах, на столе, в миске, и дымящуюся картошку с ароматным укропом…

И её, – милую незабвенную бабушку, – золотой звезды героиню- мать, которой «досталось» не только от войны с фашистами, а что по -хлеще; на старости лет вместо покоя, каждое лето терпеть отпрысков своих десятерых деточек!..

Гуля поёрзала на сиденье. От воспоминания как-то потеплело на душе. И она продолжила доставать из кладовой памяти солнечные дни детства.