Роза Крыма - Впереди ветра

Гуля помнила нехороший случай по вине тётки…

Блондинка-северянка, как уже знаем, в детстве была этакой розовощекой упитанной девочкой. Как и остальные члены семьи. Не смотря на многодетность, все чада, особенно детьми, были толстячками.

Да и немудрено: со стола круглые сутки не исчезало козье молоко, сливки, салко, творожок – свежее, свое… В советских семьях было принято держать хозяйство, хотя и не у всех. Кто- то жил для себя, -ни детей, ни забот, ни хлопот. Соответственно – и радости – никакой.

А вот у родителей Гули -наоборот, все для детей. Отец прилично зарабатывал. Мама – пекарь. Деткам только свежая выпечка, самая вкусная. Вот и росли дети, как на дрожжах. Ну, попробуй не съешь мамин рыбник – в масле кипящий, ароматный, горячий! На губах тает!…

Или – пасочки. Уж кто-кто, а мама Гули пекла пасочки, как никто! Ушла она на пенсию, а мастера на Пасху в поселке не нашли до сих пор… Что-то в них не то; и на вид не хуже, и сладкие, ан-нет! Не вкусная выпечка, не мамина, не от сердца…

Так вот, того розовощекого поросеночка – северяночку, уже подростка, решила тетка Параша -вот уж действительно- параша! – вместо своей дочери, высоченной и худой, и от этого постоянно горбившейся, подсунуть на десерт сынку знакомой, по блату. Он

в Севастополе морячком трубил, в рядах Красной армии. Дескать, чоб не обиделся. Парашина вобла наотрез отказалась. Свиданка горела. Доця на дух не переносила матросов; её тянуло к денежному эквиваленту любви, а от матроса- что кроме тельняшки? И никакие уговоры про блатную мамашу, что устроит будущее не купили доцю. А тут-, на те -чистенькую доверчивую дуреху.

И надо же, этого бедолагу звали – Паша!

А белобрысой девочке -что? Цветы, мороженое слопать, да на памятники поглазеть, за ура!

В общем, натянули на толстушку джинсовую юбку да футболку с люрексом… Ну, если не свинья в хомуте, то… в общем- на любителя. Открылись бабушкины ворота и девочка поняла причину отказа горе- воздыхателю. Он сутулился, был на голову ниже и очень, очень худой.. А при разговоре незнамо для чего скалил почти пародонтозные, желтые зубы, как-то странно шикая, пропуская через них воздух, подобно старой кляче.

Хорошенькая толстушка наверно уже скривила губки.

Пашлик понял, что и сейчас, как в прошлый раз ему скажут

«До свиданнья», и перестал по —идиотски «шикать».

Он сказал:

– Сегодня катят кино «Кинг-конг». Пойдем?

Честно скажем так: что «Кинг-Конг», что «Король лир» для девочки-поросеночка были одинаковы. А вот что там будет буфе-ет… Это уже куда интереснее! И потом, приглядевшись к Пашлику, Гуля заметила на его лице сходства с её любимым героем из кинофильма, Павликом Корчагиным. Она перечитывала второй раз книгу «Как закалялась сталь», и его имя на сейчас завоевало сердце Гули.

Девочка вспомнила, как герой – отважный Павка, уже ослепший от страшной болезни, хотел вырваться из больницы, и чтобы показать свою силу, поднял медсестру на руки…

Толстушка смерила ещё раз взглядом Пашлика, чьё тело почти уносил вечерний бриз. Сдунув белую прядь со лба, она деловым тоном напомнила:

Конечно, не было никакого «Кинг-Конга»…

И буфета-тоже. Просто горе-ухажеру надоели издевки товарищей по поводу его прозрачно- призрачного вида. И он поспорил, что есть у него пассия, и есть кому заземлить, чтобы – ветром не уносило…

Дело было так: куранты на площади Нахимова отыграли Подмосковные вечера. В Советские времена они отмечали каждый час. Так-то!

Блондинка, болтая полненькими ножками, сидела на скамейке, и доедала очередной пломбир.

Пашлик, дергаясь и озираясь по сторонам, ждал спорщиков.

Северяночка облизалась и потерла ладошки:

– Такое вкусное!

Пашлик вытер пот со лба, нахлобучил бескозырку и жадно сглотнул.

– Я говорю, пломбир- вкусный. Ещё хочу! – напомнила блондинка.

Пашлик все озирался. Он достал сигарету дрожащей рукой.

– А ну, не кури! —потребовала блондинка.

– Господи! Как же ты меня достала! – в сердцах признался Пашлик.

– Что-о-о!? -лицо блондинки вытянулось. Она встала.

– Да сиди ты! Щас, пломбир твой принесу!

Заулыбался как-то криво от папиросы во рту горе-ухажер. Не прошло и минуты, – и мороженое приятно охлаждало, и волшебно таяло на губах у мурчащей от удовольствия толстушки…

– А ты че, не куришь? Прищурил глаз Пашлик.

Блондинка презрительно хмыкнула.

– И не пробовала? Тот же ответ.

– Так может, ты ещё и – девочка??…

Он нагло глядел в чистые глаза девочки северяночки.

Гуля перестала жевать, кивнула. А потом, когда дошла смысловая нагрузка вопроса, повернулась лицом к обидчику и …громко фыркнула ему ответ.

Что сказать?

Видок у Пашлика наверно был на высоте, потому что среди прохожих оказалось немало желающих ткнуть в него пальцем. И прерывая приступы смеха, спрашивать:

– Ой! А это – что!?

Сослуживцы не узнали Пашлика и прошли мимо. А он и смолчал – думал, не вернутся.

Вернулись. Один даже удостоверился :

– Ты ли это, Пашлик!?

И тому, кто с таким нетерпением ожидал сослуживцев минуту назад, в это мгновение хотелось или под скамейку залезть, или сквозь бетон провалиться; он позорно молчал. Пашлик даже забыл про намокшую сигарету, торчащую во рту, вернее свисающую на подбородок, напоминая прелесть от хронического насморка…

Парням блондинка наверно понравилась; они решили добить хвастуна, зная хорошо, « Хто таки – Пашлик.»

Один из спросил :

– А на свадьбу пригласите?

На что крымчаночка с севера отрекошетила вопросом, по – нашему:

– А …в качестве кого?

Матросы, поцокав языками, и почесывая затылки, стали удаляться.

– Ну чё, утерся? Давай уже, проводи! Блондинка не имела понятия, куда надо идти.

Пашлик вытер ответный плевок и был готов к мести. Ибо только подобные Пашлику, воюют с юбками. Затолкав её в автобус, полностью забитый матросами, отправил в ненужном направлении…

Что был за праздник- девочка не знала, но в душном автобусе от перегара, несущегося от пьяных матросов, она стала задыхаться. Больше тридцати мужских глаз, изголодавшихся по женской ласке, просто пожирали аппетитную толстушку. Она забарабанила в дверь:

– Откройте!

Шофер повернулся. Блондинка вскрикнула; так ужасен был шрам на его лице. А он криво усмехнулся :

– Куда спешишь?

Блондинка надула губки и рявкнула:

– У тя чё, окна -лишние? Все выбью! – и сняла дурацкие босоножки, с тяжёлыми квадратными каблуками.

Автобус чуть не разорвало от дружного хохота. Шофер понял, что эта выбьет. И не только окна. И нажал на тормоза…