Евгений Стефанов - Теку, или Испытывая жажду

– Вам одну порцию?

– Нет, каждому.

– Что каждому?! – вспыхнула она. – У вас был суп и гречка с мясом.

– Да, так, – согласился с ней Борис.

– И я заказывал гречку с мясом, – вставил я.

– Вы не могли заказывать гречку с мясом, – отрезала она. – Я же вам сказала, что осталась одна порция.

– Что тогда осталось? – спросил я.

– Все остальное.

– Давайте остальное! – сказал я уже без надежды.

Судорожно закивав, она ушла.

– Ну как дела? Как семья? – спросил я Бориса.

– Да… нормально.

– Что-то не так?

– С женой поругался.

– А из-за чего поругались, если не секрет?

– Измена, – сказал Борис.

– Она?

– Нет, я.

– А. Дома живешь?

– Пока да… Слушай, не хочу сейчас об этом, а то еда не переварится.

– Ну ладно. Как твои духовные дела?

– Идут потихоньку…

К нам подошел шеф-повар на пару с официанткой.

– Так, слушайте меня ВСЕ! – вскричал он, и все кто сидел в кафе уставились на него. – Гречка с мясом закончилась.

– Но она же сказала, что есть одна порция, – я указал пальцем на официантку.

– Она не могла вам такое сказать! – возмутился шеф.

– А как же с остальным? – спросил я.

– Остальное есть… Послушайте, не морочьте нам голову! Закажите что-то конкретное. Мы тут на ногах с самого утра. Уже голова закипает от вас!

– Пошли отсюда, – кинул мне Борис.

Нам вслед посыпались ругательства.

Неподалеку мы нашли чебуречную; заказали по чебуреку не отходя от кассы и уже через пять минут сидели-ели на лавочке. Борис похвалил чебуреки.

– Да, неплохие, – согласился я.

– Мы с тобой могли бы открыть кафе.

– Опять ты за свое! – сказал я.

– А что? Меню, интерьер – все предельно простое. И никакой крыши над головой – круглый год, день и ночь посетители смогут сидеть под открытым небом. Есть одно местечко в Центральном парке, может знаешь, да конечно знаешь – заброшенный ЗАГС. Там такие красивые колонны по кругу стоят, а еще терраса.

– В прошлый раз ты мне предлагал открыть чайный магазин, – припомнил я ему.

– Ну, выбирай сам, что тебе ближе…

– Ни-че-го! Я не хочу быть бизнесменом.

– По-моему, ты свободен в этом мире только, если занимаешься собственным делом, – сказал Борис. – Хотя не в этом дело.

– А в чем?

– Как-будто я родился с нитью, которая прокинута через грудь вниз живота, а там, внизу живота – пропасть, куда она спускается, и конца ее не видно. А иногда эта нить натягивается. Я за нее дергаю или с того конца дергают – не знаю, но я всегда смотрю только в одну сторону – в глубину. Пытался не замечать, хотел избавиться от этой нити, а она только бесконечно истончается, но не обрывается. И куда бы я ни шел, она уже поджидает меня там. Я общаюсь с кем-то, не думая о ней, но замечаю, как вытягиваю ее, как нити из новенького свитера, оставляя на нем стежки; вытягиваю ее из интереса к собеседнику, из ощущения прекрасного дня – из всего…

Я ничего не ответил. Борис продолжил:

– Ну ладно. И какие проблемы волнуют тебя?

– Мусор.

…

– Нет никакой истины, потому что даже смерть обратима.

– Ну да, конечно. Такой вот способ избежать смерти – это поверить в то, что ее нет вообще.

– Рейнкарнация. Смотри. Я умру. Или нет! Я умру в моем теле, но тело продолжит существовать, оно будет утилизироваться природой: будет расщепляться, пока все его обитатели не заживут по-новому – где-нибудь в другом теле. Но то же и с душой! Она расщепится, перегниет и даст почву для новых душ. Поэтому я никогда не умираю, а только перехожу из одного состояния в другое.

…

– А у меня между прочим новость. Я стал отцом! – гордо выпятив грудь сообщил Борис.

– Поздравляю! Кто?

– Пацан – Алешка! В общем, будешь крестным?

– Я – крестным?

Можем ли мы страдать и сострадать? Проще страдать без сострадания… Истину вообще не произносят. Тогда о чем весь этот разговор? Крещение, посвящение – ничего конкретного. Даже если тебе принесут гречку с мясом, то это может оказаться просто размазня. Мда… Что-то я раскис.

В растерянности озираюсь вокруг. Улавливаю озабоченность на лицах одних людей. Взгляд безразлично скользит и замечает враждебность на лицах других. – «Чо уставился? Иди давай!»

Неподалеку что-то строят. Уже целую вечность строят. Первые лет десять вообще ничего не происходило – менялись только заборы вокруг стройки: деревянные, металлические, снова деревянные. Но вроде бы скоро достроят. На носу выборы. Им нужно успеть доделать то, что еще можно было не делать до сих пор. Кто-то там наверху спросил, теперь нужно ответить; нужно придумать, где взять еще денег. Придется им творчески подойти к этому – сплошные таланты, когда дело касается денег! А может оставить все как есть и назвать это «памятник застою»?

Я присмотрелся к стройке: сейчас там репетировали церемонию открытия. Я неподалеку – слава богу, не слишком близко к этому общественно значимому. В слова то и дело подмешиваются удары в барабаны: речь недостаточно выразительна. Но все же я в стороне, насколько громко бы ни били в барабаны, насколько сильно ни кричали в микрофон. Иногда меня отвлекают аплодисменты. Смотрю на собравшуюся толпу. Смотрю на все это социально значимое. Я делаю над собой усилие, чтобы смотреть. Пытаюсь приобщиться к происходящему. Между тем, душа лезет вон.

Собака катается по земле. Вся извалялась в пыли. Блин, зонт забыл! Собака… Мне снилась собака. Она гналась за мной. Я был в здании и убегал от нее вверх по ступеням. А потом разбился о стеклянную дверь. Сквозь эту дверь я увидел стеллажи с книгами. Их не достать: дверь заперта! Я прыгаю вниз, чтобы спастись…

Громыхнуло! Я с опаской посмотрел наверх: вороны кружили над замусоренным берегом реки, выискивая что-нибудь себе на обед.

Я перебрался на берег реки и лег в тени растущего там деревца (под ним лежало грязное барахло). Ай! Стекло поразбросали. Что ни говори, а с бабушкиным пирогом ни один чебурек не сравнится. Может, попросить как-нибудь маму испечь? Сегодня, пожалуй, не стоит…

Искупаюсь… Там, на берегу, у самой кромки, от скрипов изнывает лодка…

На веслах кто? Чья это лодка? Иль кто меня сбивает с толку?

Голова опрокинулась на скользкий грунт, я бултыхнулся в воду. Фу! Ил! Туда плыви – где поглубже.

Я плыву вдоль крутых берегов. Я не один – со мной мой друг Игнат. Он пытается раззадорить меня: то и дело заплывает вперед. Он так легко плывет! Я уступаю ему: нет настроения. «Ну ты и лентяй», – сказал он, и окатил меня водяными брызгами. – Сделалось холодно.

Игнат меня достал! Подождав, пока он отплывет подальше, я нырнул и поплыл к берегу. Еще немного… Теперь дыши, дыши!

Сижу на берегу реки и слышу, как Игнат зовет, потом оскорбляет меня. Его голос затихает. На реку ложится туман. Река теряет форму и обесцвечивается.